Свалка

Она сошла к нему; шлейф платья тянулся за ней по ступеням. Она укоризненно взглянула на него.

— Знаете, все прочие, обращаясь ко мне, преклоняют колени.

Изысканные черты лица, безупречная кожа цвета слоновой кости, полные губы, изящная шея… Он вспомнил себя с Готтбаумом на пляже — MARHIS сделал их молодыми жеребцами с громадными мускулами. Здесь, наверное, тот же фокус.

— Розалинда Френч, — сказал он с большей уверенностью, чем та, которую чувствовал. — Вроде староваты вы для подобных глупостей.

Она раздраженно взглянула на него.

— Бейли, неужели у вас — ни грана поэзии в душе? В реальном мире вы были очень утомительны. Собираетесь и здесь таким оставаться?

Он решил, что отвечать не стоит, и повернулся, чтобы уйти.

— Ладно, если хотите, приму нормальный облик.

Она оставила тон принцессы. К ней вернулся ист–костский выговор, который помнил Бейли, и отрывистая, нетерпеливая манера разговора. Она махнула рукой, и почетный караул дематериализовался. Пропали и гости, и золотые блюда. В несколько секунд храм опустел.

— Сюда, — сказала она, зайдя за трон и отворив небольшую дверцу в стене. Бейли осторожно последовал за ней.

Комната была примерно такой же, в какую поместил его MARHIS в первый раз. Глубокие мягкие кресла, писаные маслом картины в золоченых рамах, маятниковые часы на полке над громадным камином, в котором горят настоящие поленья. За окном лежала улочка маленького городишки в Новой Англии. С тяжелого серого неба падал снег.

Бейли оглянулся. Беломраморный храм был на листе, и позади зеленый луг. Диссонанс. Разрыв непрерывности. Он захлопнул дверь.

Повернувшись к Розалинде, он увидел, что ее облик нормализовался. Теперь она выглядела точно такой, какой он помнил ее после визита в лабораторию и пребывания в качестве ее пленника: высокая женщина с серьезным интеллигентным лицом, волосы гладко забраны назад, серые глаза холодно, изучающе взирают на него. Вместо белого халата на ней был бежевый кашемировый свитер и безупречно выглаженные черные брючки.

Переход был столь резок, что Бейли не смог сдержать удивления. Она заметила, что он сбит с толку.

— Извините, — сказала она с небрежной улыбкой. — Я и забыла — у вас не было времени привыкнуть к этим трансформациям. Я не подумала об этом.

Он медленно опустился в кресло, пристроившись на краю сиденья.

— Насколько я понимаю, я здесь гораздо дольше вашего.

Она кивнула. Лицо ее выражало что–то трудноуловимое. Извиняется, что ли?

— Да, вы именно так и понимаете. — Она села напротив — быстро, но в то же время двигаясь напоказ. Закинув ногу на ногу, сложила руки на колене. — Возможно, я должна вам объяснить.

Он молча смотрел на нее и ждал продолжения. Часы на каминной полке медленно, размеренно тикали. Взглянув на циферблат, Бейли отметил, что стрелки показывают четверть шестого. Свет на улице потихоньку мерк; снежный вечер медленно, но верно перетекал в ночь. Значит, время дня в MARHISе с реальным не имеет ничего общего. Для каждого — свое.

Заметив его взгляд, она покачала головой.

— Это гораздо обманчивее, чем вы полагаете. Скажите: как по–вашему, сколько времени в общей сложности вы провели в MARHISе?

Бейли почувствовал приближение некоего очень неприятного откровения, хотя даже представить себе не мог, сколько же времени находится здесь. Он тщательно восстановил в уме последовательность событий с того момента, как он впервые обрел, сознание на голой бетонной площади.

— Дней пять, семь. Плюс интервалы, когда был без сознания. Простои, или как еще их назвать…

И снова на лице ее появилось загадочное — сожалеющее, что ли? — выражение.

— Эти интервалы длились куда дольше, чем вы думаете. А внутреннего времени в MARHISе вы провели — почти тридцать пять лет. Я — относительно новенькая, всего–то десятилетие здесь. Но я, в отличие от вас, была в сознании все время.

Он изумленно воззрился на нее. Цифры были приняты, но не имели смысла.

— Но я… Я же только что говорил с женой! Со внешним миром. Или «реальным» по–вашему! Она не стала старше на тридцать пять лет! Голос был…

— Я ведь сказала «внутреннего», — перебила она. — Вы, наверное, не задумывались над этим. Да вам и незачем — вы ведь не ученый. — Это она сказала с неким неистовым чувством превосходства. — В человеческом организме нервные импульсы поступают в мозг относительно медленно. Изменения химизма требуют времени. Но вы больше не человек. Вы — инфоморф, мысли ваши — лишь электроток, и первые импульсы движутся почти со скоростью света. Конечно, существуют некоторые факторы воплощения в практику: MARHIS должен снабжать вашу «первую сигнальную» данными, и устройство этой сенсорной подгрузки ограничивает скорость работы системы. Но тем не менее вы оперируете мыслями в тысячу раз быстрее, нежели при биологическом мозге. А часы, изображаемые MARHISом, ускорены, чтобы совпадать с нашим представлением о времени, и поэтому нам кажутся верными. Согласно тем, на каминной доске, мы пребываем в этой комнате около пяти минут. Реально же времени вся наша беседа заняла — менее половины секунды.