Сведи меня в могилу

– Прости, зря напомнил. – Он скуксился. В утешение робко положил ладонь ей на плечо. Не вздрогнула, не зажалась. Совсем. Раскололся орешек? – Но я хочу узнать. Думай обо мне как хочешь. Я заслужил, после всего, что натворил. А ты… единственная, кто протянул руку помощи. Кто не бросил в беде. Меня – по-хорошему, постороннего. Помню, как ты помогала мне с курсовой.

С окрашенных вином губ сорвался нервный смешок. Отвела взгляд, чтобы тот не видел. Альфонс пошёл ва-банк. Аккуратно, словно к хрупкому подснежнику, прикоснулся к её подбородку, повернул к себе. Даже сапёр с его дилеммой синего и жёлтого провода меньше волнуется, чем Богат сейчас. Но эмоции, которые он показывал Вини, ограничивались исключительно грустью и якобы плохо скрытым непредвиденным душевым томлением. Подкармливался её чувствами – глубоко закопанная боль, проявляющаяся в мертвенном выражении лица.

– Ох, Вини, – едва не пустил слезу.

И её прорвало. Завещала механическим тоном, трезвая, как стёклышко:

– В школе лучшая подруга свела меня со своим другом. Считай, за ручку подвела, а он почему-то оказался не против. Такой восторг: «У меня есть парень!» Тогда возраст такой был, надо встречаться. От одноклассниц внимание. Не ожидали. Расспрашивали. Я румяная, что сказать – не знаю. Со всей ответственностью подходила, как к домашнему заданию. Романами, фильмами ученая, доставала его ежедневными звонками и письмами. Та первая встреча оказалась единственной. Из-за моей навязчивости и расстались, если можно так сказать. Друг другу никто. Не уверена даже, что касалась его. А если он только плод воображения? Это бы объяснило, почему ситуация так подкосила. Как ото сна очнулась. Ведь если ошибки других можно оправдать влюблённостью, моему безволию оправдания не нашлось. Мама ругалась, чего слёзы лью, в самобичевание ударяюсь почём зря. Рационализм её в минуты приступа позора отрезвляли… до следующей сессии. Вычеркнуть этот нелепый факт из моей биографии я не могу. Оглядываясь назад, нахожу его даже не как аномалию – как шутку… А ты поверил.

Их глаза встретились. И не было в её ничего. Ни сожаления, ни вызова. Только усталость, под гнётом которой явила всё вышесказанное, не до конца пережитое, похороненное в колодцах зрачков. Слушатель, сокрушённый тирадой, не давал никакой реакции. Главное, пришла она – тишина.

Горящие поленья похрустывали за ажурной решёткой. Тёплый свет очертил на стене две расфокусированные тени в волнующей близости друг к другу. Вини ожидала стыда признания. Как бывало всегда, когда сознание в самый неподходящий момент подсовывало воспоминание из детства. Шутка в том, что не ведала, зачем сейчас всё это вывалила. Внезапно возжелала, чтобы муж узнал – у неё на самом деле когда-то был настоящий парень! Показалось это крайне важным. Пусть впредь не унижает её, называя сильной. Вино, будь проклято. Ничего оно не растворяет кручины, только даёт повод для новых. Богат же, напротив, сейчас благословлял благородный напиток – отмычку душевных склепов. Подсыпать порошок в сок возможности не представилось, азартный игрок поставил тогда всё на красное – на спирт в чужой крови.

Взгляды их вошли друг в друга, как детали конструктора. Соединение комфортное, естественное, что связь между протоном и электроном. Время забуксовало. Осталась только комната, а мир за ней никогда и не существовал. Даже треск огня стих, по крайней мере, для одной точно. Богат приблизился, пересекая черту. Мягко коснулся губ Вини своими и так же медленно вернулся в исходное положение. Похожее ощущение испытывал, когда, бывало, целовал спящих бывших. Там – безответный порыв, здесь – продуманный ход.

Супруг тревожился, что та так и останется в ступоре. В музее живых скульптур она, в самом деле, была бы на своём месте. Но наблюдательный мужчина, к своей радости, разглядел олений трепет в серых глазах. И пока Богат просчитывал каждый следующий шаг, как танцор, Вини в следующую секунду после своего первого поцелуя нырнула в какую-то топкую прострацию. Если девочки рассказывали о приятной пульсации в животе, то реальность огорошила. Художники эпохи компьютеризации13 изображали нематериальные аспекты жизни в виде разноцветных геометрических фигур и инсталляций из подручных материалов. Винивиан не разделяла любви к этому направлению искусства, но свои чувства сейчас сравнила бы с лопастью топора. Реальность неприятно расплющилась вместе с ней. Словно чья-то рука надела её, перчаточную куклу, и исполняет свою волю. Запретное, чуждое мимолётное удовольствие. Столь тираническое, что даже неприятное.