Закачка углерода на глубину не решит проблему, а просто на время скроет ее. Это практически то же самое, что сбрасывать на дно химическое оружие, ядерные отходы и все остальное, от чего человечеству необходимо избавиться, только в гораздо более опасных масштабах. Весь этот углерод никуда не денется, его воздействие на атмосферу и живую планету просто будет отложено до будущих поколений.
Человечество не очень-то учится на своих ошибках, но в данном случае мы должны отметить положительные сдвиги: безответственный сброс ядов и токсинов в море за несколько последних десятилетий стал неприемлем, и были приняты меры, чтобы этого не происходило. Будет печально, если в ближайшие годы мы достигнем такой стадии, когда углерода станет так много, что никто не сможет придумать ничего лучше, чем закачать его в морскую бездну.
Что мое, то твое
Прогуливаясь по докам Саутгемптона, второго по величине контейнерного порта Великобритании, я чувствовала, как мое ощущение масштаба искажается и кажется, что все вокруг нависает надо мной. На фоне грузовых контейнеров, аккуратно сложенных, подобно блокам лего, возвышались краны, точно безголовые металлические жирафы. Грузовое судно, пришвартованное у восточного причала, больше походило на громадный утес, чем на корабль, способный двигаться. Прямо напротив причала 44, от которого отплыл «Титаник», находился Национальный океанографический центр – крупнейшее в Великобритании научное учреждение по изучению океана. Я прошла через стеклянный вестибюль, под носовой фигурой усатого рыцаря с исторического корабля «Челленджер», миновала коридор, вышла на задний двор и вошла в ангар без окон. В ноздри ударил резкий запах спирта для консервации. Когда зажегся свет, моему взору открылась скромных размеров комната, заставленная полками со стеклянной посудой. Я пришла, чтобы увидеть собрание существ, которые когда-то бродили по гораздо более обширному пространству. На полках громоздились сосуды с самыми разнообразными животными океанской бездны.
Моим гидом был глубоководный биолог Дэниел Джонс. Мы шли вдоль стеллажей, разглядывая плавающих в банках законсервированных существ. Я заметила пятиконечную морскую звезду, спирали раковин улиток, колючих крабов и неуклюжих морских пауков с лапками, сложенными так, чтобы они поместились в банке[82]
. Там были глубоководный осьминог-дамбо и кальмар-поросенок – оба меньше, чем я ожидала. Эти небольшие существа, заключенные в своем крошечном океане, вполне уместились бы на ладони. Порывшись на полках, я обнаружила большие коралловые полипы, похожие на каменные цветы; бамбуковые кораллы с тонкой сетью веточек; гигантских усоногих рачков; пухлых розовых креветок – свежайших, словно для барбекю, и множество видов морских огурцов. Был там и онейрофанта (Oneirophanta mutabilis), «который, является во снах»[83], – морской огурец, покрытый длинными белыми щупальцами и с десятками коротких, похожих на сосочки, трубчатых ножек для передвижения по морскому дну. Некоторые морские огурцы выглядели настолько большими, что каждый занимал отдельную большую банку, другие были законсервированы вместе и потому становились похожими на гроздья гусениц.На один из видов мне было особенно интересно взглянуть, после того как я увидела фотографии этого удивительного существа, сделанные в его родной стихии. Этот морской огурец длиной пятнадцать сантиметров, прозванный мармеладной белкой [84]
(научное название – Psychropotes longicauda), имеет полупрозрачное лимонно-желтое тело с необычным отростком, торчащим вверх и похожим на беличий хвост. «Не думаю, что вам это понравится», – сказал Джонс, доставая с полки банку и показывая мне бледный бесформенный сгусток. Животное в банке, конечно, уже нельзя было назвать красивым, но его тело все еще могло приносить пользу. ДНК, взятая из фрагментов законсервированных образцов, помогла понять, что на самом деле существует множество видов, которые выглядят довольно схожими, но генетически они отличаются.В кабинете Джонса я увидела расставленные вдоль книжного шкафа черные камни – тоже гости из бездны. Один из них размером и текстурой напоминал большой кочан капусты-брокколи, некоторые выглядели, как куски угля, другие представляли собой гальку плоской формы. Джонс передал мне камень размером с кулак, и мне сразу показалось, что с ним что-то не так. Он был слишком тяжелым для своего размера, как тот камень, который давным-давно моя бабушка нашла у себя в саду. Моя семья всегда считала, что это метеорит. Но камни Джонса не упали с неба, а выросли, лежа на своем месте – глубоком морском дне. В сердцевине каждого такого камня находится либо зуб, оброненный акулой миллионы лет назад, либо обломок ушной кости кита, либо еще какой-нибудь небольшой твердый предмет. С течением веков минералы и металлы, содержащиеся в воде, слоями оседали на твердом ядре, подобно тому, как образуется жемчужина, и камни постепенно становились все больше и тяжелее.