Благодаря способности «читать» настроение, Джесси влюбилась в человека, который редко сердился и не был склонен к неожиданным поступкам. Когда пара вместе ездила путешествовать, Джесси чувствовала себя освобожденной от чрезмерной бдительности. Она замечала ласковые прикосновения солнца к своей коже и то, насколько вкусна ее еда. В эти минуты она ощущала легкость и радость, напоминавшие ей о чувствах, которые она испытывала, валяясь в детстве в траве с соседской собакой. Теперь Джесси редко вспоминала о времени, проведенном с Шарли, за исключением моментов, когда ей на глаза попадались электрические розетки с их перепуганными личиками или когда кто-нибудь упоминал о фильме «Ребенок Розмари». Новый дом Джесси и ее мужчины она воспринимала как загородный коттедж, где могла спрятаться от прежней себя. Со временем девушка перестала чувствовать себя пленницей, воительницей или совой и прекратила, уходя из дома, мысленно делать снимки комнат.
Когда у Джесси родились дети, она всегда следила за тем, чтобы они чувствовали себя в безопасности — друг от друга и окружающего мира, — и в каком-то смысле это означало возврат к бдительности. Лишь совсем недавно она перестала идти по жизни так, словно вся ее жизнь зависит от бдительности. Теперь в ее судьбе появились другие маленькие жизни, которые
Со временем Джесси начала спать по ночам, хоть по-прежнему лежала на самом краю кровати, повернувшись спиной с татуировкой совы к мужу и двери. Ее муж говорит, что при малейшем звуке жена открывает глаза и разговаривает с ним четко и связно, как будто она просто лежала, отдыхая, словно и вовсе не засыпала.
Глава 7. Сверхлюди
В школе-интернате, куда меня отправили во время войны маленьким мальчиком, я постоянно испытывал чувство беспомощности, как будто я сидел в тюрьме и мечтал о движении и силе, о легкости движения и сверхчеловеческой силе[362]
«Никто не знает, что я здесь, — призналась мне Элизабет. Никем, о которых она говорила, были коллеги-медики из соседней университетской больницы, где работала Элизабет, рассчитывая в скором времени получить сразу два диплома: медицинского и юридического факультета. — Знаете, люди увидели бы в этом слабость… ну, в том, что я обратилась за помощью к психотерапевту». В тот первый день и последующие наши встречи на протяжении трех с лишним лет Элизабет плакала почти каждую минуту, проведенную в моем кабинете. Ее слезы были из категории едва заметных, они словно непрерывно сочились из ее глаз, каждые несколько минут собираясь в капли на подбородке, где она вытирала их руками. За все время, что мы провели вместе, Элизабет ни разу не потянулась за салфеткой, очевидно, пытаясь и в этой ситуации оставаться как можно более самодостаточной.
— Я пришла к вам потому, что мне кажется, будто я не человек. Кажется, у меня вообще нет чувств, — созналась мне Элизабет на одном из первых сеансов.
Я ответила, что ее слезы указывают на иное.
— Я сама не знаю, почему у вас реву, — сказала она, явно смутившись из-за своей неспособности контролировать слезы. — Вообще-то я никогда не плачу.
Только потом, после целого ряда сеансов, я услышала следующее: «Прошлой ночью я прочитала в интернете одну статью. Она называлась “Я мать Адама Ланзы”[363]
. Ну, вы знаетe, Адам Ланза — это тот парень, который устроил стрельбу в начальной школе Sandy Hook, а статью написала женщина, которая на самом деле не была его матерью, но чувствовала себя так, словно была ею. Сын автора статьи совершенно вышел из-под контроля, и она писала о том, как трудно быть родителем такого ребенка, когда никогда не знаешь, что он вытворит дальше и как с ним справиться».Элизабет опять всхлипнула и вытерла слезы.
«А знаете, что я подумала, когда прочитала статью? — спросила она меня без обиняков. — Что я сестра Адама Ланзы. Нет, мой брат ни в кого не стрелял, но он был очень похож на ребенка, описанного в статье. Почему никто никогда не пишет о таких детях?»