Сверхновая американская фантастика, 1994 № 01

Он не хочет или не может говорить: моторная афазия. Не может или не хочет понимать чужую речь: сенсорная афазия. Не желает или не может ни читать, ни писать: алексия. Что еще можно предположить?

Психиатр вновь окинул взглядом комнату, уставленную художествами хозяина. Если все эти предметы и можно было отнести к искусству, то весьма условно, да и то некоторые изделия, выглядевшие лучше других, вышли такими явно случайно. Пристальнее вгляделся во всякие штуки из серии «Сделай сам»: вертящиеся лопасти ветряка во дворе? шнур для открывания двери на расстоянии. Проследил взглядом, куда тянется бельевая веревка, свешивающаяся рядом со стойкой, к которой был привязан гамак, и обнаружил, что она накинута на блок, по потолку доходит до противоположной стороны, где, потянув за веревку, можно открыть две длинные узкие вентиляционные щели. За шенилью просматривалась дверца, ведущая, как верно предположил психиатр, в туалетную комнату, которая нависала над пропастью, — безупречное инженерное решение для местности, где трудновато вызвать сантехника.

Маклил продолжал слоняться. Только так можно было определить его действия, более того — его действия являли собой совершенный пример того, что означало слово «слоняться», более чистого случая психиатру еще не приходилось встречать. Маклил поднимал, передвигал, опускал различные предметы, отходил назад, чтобы оценить произведенный эффект, возвращался на прежнее место, чтобы ласково погладить передвинутую вещь. Полезный, ощутимый эффект отсутствовал ~ и все же какой-то эффект был, потому что вся фигура Маклила излучала чувство глубокого удовлетворения. Долгие минуты он простоял со склоненной набок головой и с легкой улыбкой на лице, рассматривая незавершенный гончарный круг, потом развил бурную деятельность: пилил, строгал, сверлил. Законченную деталь он насадил на шпеньки, торчавшие из сооружения, погладил, как послушного ребенка, и отошел прочь, оставив работу до следующего раза, до следующей вспышки. Рашпилем он тщательно удалил нос у одной из высушенных на солнце глиняных фигурок и аккуратно заменил его на новый. И все время — полная поглощенность конкретной вещью, над которой он трудился, сосредоточенная концентрация внимания на процессе работы и всепоглощающее чувство радости. Времени хватало на все. Казалось, так будет вечно.

«Вот человек, — подумал наш сообразительный психиатр, — который укрылся от мира, замкнулся от него, но моей науке еще неизвестен подобный случай, описаний я не видел. Что мы здесь находим: человек обратился к примитиву в том смысле, что удовлетворяет свои нужды предметами, изготовленными при посредстве собственной сообразительности своими руками, но в самих потребностях нет ничего примитивного. Он постоянно трудится, чтобы достичь комфорта, к которому его приучила современная цивилизация, — ему нужны электрическое освещение, вентиляция, эффективный и нетрудоемкий способ удаления отбросов. За все свои труды он не желает и не ждет никакого вознаграждения. Сооружает гончарный круг, очевидно, для того, чтобы самому лепить посуду, но собственный горшок обойдется ему дешевле, чем отштампованный на фабрике алюминиевый, только потому, что он ни во что не ставит свой собственный труд, а вовсе не потому, что дерево дешево, а глина совсем бесплатна».

«Умения у него гораздо меньше, чем энергии и желания работать, — размышлял дальше психиатр. — Его достижения в столярном деле так же, как в живописи и скульптуре, указывают на сообразительность, но на весьма умеренную подготовку и зачаточные навыки. Он может конструировать, но обрабатывать, доводить до совершенства ту или иную деталь не умеет; может рисовать, но не создавать чертежи; достигать художественного эффекта, только оставив — по ошибке или намеренно — вольное смещение, лишнюю бороздку. Поэтому, как в любой области, где властвует случай, настоящие шедевры в его работе редки и непредсказуемы. Следовательно, единственное вознаграждение и компенсация, которые обретает Маклил, заключены во внутреннем удовлетворении — на более широкое обобщение и более конкретный вывод вряд ли кто способен».

Но что это за удовлетворение? Оно не может быть удовлетворением от обладания вещами, так как можно было бы приобрести гораздо больше, потратив гораздо меньше сил и средств. И не в достижении совершенства, так как не составляло труда понять, что Маклил мирился с вещами, весьма далекими от совершенства. Возможно, в свободе от рутинной домашней работы и вообще требований, налагаемых работой? Вряд ли, потому что, несмотря на заставленность домика, кругом ощущался своеобразный порядок, наблюдалась система. Наличие будильника также говорило о многом. Размеренность не довлела над ним — он сам управлял ею. А как же удовлетворение? Конечно же, оно должно содержаться в факте существования замкнутого цикла «сам себе» и в факте отсутствия связи с внешним миром!