Сверхновая американская фантастика, 1995 № 02

Девятого июня в 9.30 двигатели «Паллады» были остановлены в обычном режиме, после этого корабль прекратил свое движение. Проверка показала, что двигатели в прекрасном состоянии.

Лейтенант Фирмин взял на себя управление «Палладой», и 10 декабря 2018 года доставил корабль на Землю. Последующие расследования не прояснили тайны, так же как ничего не обнаружили последующие экспедиции на Плутон и Нептун».

Как я уже объяснял, по мнению редактора нынешнего издания, исчезновение «Паллады» планировалось заранее, и в момент старта с Земли, в феврале 2007 года, каждый из членов экипажа уже знал, что никогда не вернется. Другие версии просто не вписываются в известные нам факты. У нас нет подтверждений того, что «Паллада» стала жертвой внезапного нападения, равно как и того, что кто-то перепрограммировал ее аппаратуру с целью уничтожить следы подобного нападения. Нет и доказательств, что экипаж «Паллады» собирался основать новую цивилизацию на другой планете. На борту корабля было только три женщины — если бы что-то подобное планировалось, то их бы взяли побольше.

На мой взгляд, настоящее издание «Паразитов сознания» предлагает некоторые намеки к разгадке тайны «Паллады». В неопубликованных бумагах Остина на страницах 271 и 272 упоминается о «космической полиции», и это для нас имеет огромное значение. Он пишет: «Ближайшие из этих приемников были расположены лишь в четырех миллиардах миль, на корабле, совершающем путешествие из планетной системы Проксимы Центавра». В ноябре 1997 — к этому времени относится запись — Плутон находился от Солнца на расстоянии, почти равному собственному афелию, — 4,567 миллионов миль.

Вполне возможно, что «приемник», о котором пишет Остин, находился где-то возле Плутона, хотя, безусловно, он мог быть и в другом месте. Могла ли у «космической полиции» с Проксимы Центавры быть какая-то база на Плутоне? И еще: откуда у Киммеля информация о том, что истинной целью экспедиции был поиск на Плутоне «базы» летающих тарелок, наблюдаемых столь многими людьми в первые годы текущего столетия? Киммель погиб во время катастрофы ракетоплана через два месяца после старта «Паллады», он так и не открыл источника своей версии, смахивающей на выдумку. Впрочем, его все знали как честного и рассудительного журналиста, никогда не отступавшего от фактов. Вряд ли он взял с потолка эту историю.

И наконец, у нас есть записи самого Остина, сделанные им всего за месяц до последней экспедиции. Он признавался, что «потерял контакт с остальными людьми», и что борьба против паразитов «увеличила скорость его эволюции». В контексте этих слов можно ли ожидать более естественного поступка от Остина, чем побег с Земли, чтобы присоединиться к «космической полиции»?

Но самое главное: не слишком ли лаконично он упоминает об этой полиции? Для Остина это довольно подозрительно. По идее, за этим должны последовать долгие многостраничные рассуждения. Что касается причин его молчания — некоторую разгадку дает в своей рукописи Дагоберт Феррис, один из членов той экспедиции, написавший книгу «Навстречу психологии Золотого Века». Феррис тоже исчез на «Палладе», но он оставил запись своей беседы с профессором Райхом, состоявшейся после того, как они узнали о существовании «космической полиции». Вот некоторые фрагменты этой беседы:

«Мы рассуждали о внешнем облике этих существ. Похожи ли они на нас — есть ли у них руки и ноги? А может они похожи на диковинных животных или рыб, или даже на осьминогов? Как они поведут себя — просто отберут власть у земных правителей и восстановят мир или же примут репрессивные меры против людей типа Хэзарда и Гвамбе?»

[Сам по себе этот отрывок достаточно необычен. С какой стати он считает, что «полиция» непременно отберет власть у землян? Остин действительно обсуждал с ними такую возможность? И наконец, кто решил, что Остину и его друзьям под силу остановить кризис, вызванный Гвамбе?]

«При мысли о новом «правительстве Земли» я почувствовал себя счастливым. Ибо со времен XVIII века, когда было провозглашено, что «Бог умер», человек всегда ощущал себя одиноким в пустой Вселенной, когда бесполезно взирать на небеса в поисках чьей-то помощи. Человек — словно дитя, однажды проснувшееся и узнавшее, что отец умер и что ему предстоит стать хозяином дома. Это чувство безотцовщины, безусловно, одна из сильнейших психологических травм, выпадающая на долю человека. Или еще одна аналогия. В школьные годы наше прилежание немедленно вознаграждалось подарками в конце учебной четверти, похвалой классного руководителя, благосклонностью старших наставников. Потом ты выходишь из школы, и «над тобой» нет больше никого — ты теперь сам по себе. (Помнится, я даже пытался пойти сразу после школы в армию, лишь бы снова ощутить себя «частью коллектива».) И тут наваливается странное чувство пустоты, бессмысленности всего, что ты делаешь. Безусловно, именно это ощущение лежит в основе «морального банкротства» двадцатого века.