Свет

Ждать я не стану.

Потому что они забрали ее.

Черт возьми, я этого не потерплю. Меня не волнует, сколько потребуется времени, чтобы нагнать их. Я буду лететь день и ночь, пока не доберусь до Второго королевства.

И когда я туда доберусь, они все пожалеют, что забрали ее.

Глава 60

Аурен

Я с трудом открываю глаза, словно отрываю кусок кожи. Веки слипаются, не желая разделяться, пока я не прикладываю чуть больше усилий, из-за чего чувствую жжение.

Но, оглядевшись, тут же жалею, что вообще открыла глаза.

Я сразу же понимаю, что уже не в Брэкхилле. Не только из-за той комнаты, в которой очутилась, а потому, что чувствую, как изменился воздух. В Четвертом королевстве жарко и влажно, будто тепло сливается с речной влажностью. Однако в здешнем воздухе вообще отсутствует влажность. Он кажется разреженным. Пустым, засушливым, жарким, будто иссушает любого рода осадки.

Я помню, что, когда мимолетно приходила в себя, меня прижимали к чему-то, пока мы летели по воздуху. Помню, как к моим рту и носу снова и снова прикладывали ту вонючую тряпку, а между делом в горло вливали воду и бульон.

Но теперь я здесь, наконец выбралась из бездны беспамятства и знаю, где нахожусь, даже не глядя в зарешеченное окно. Комната песочного цвета, а стены выглядят так, словно плотник соскреб штукатурку. Я сажусь на узкой кровати и касаюсь ногами пола, покрытого плиткой ржавого цвета.

В углу размещен небольшой столик, а на нем лежит бурдюк странной формы и стоит еда. Не знаю, как долго они тут пролежали. Но во рту стоит отвратительный привкус, поэтому я отваживаюсь отпить воды. Я осторожно делаю первый глоток, но, не почувствовав в воде никакого странного привкуса, выпиваю ее до конца, осознав, насколько у меня пересохло в глотке, когда на язык попадает первая капля.

Я пытаюсь призвать золото, но, несмотря на дневной свет, проникающий в окно, тело кажется выжатым как лимон. Я будто дерево, едва способное выдавить каплю сока. Я чувствую последствия растекшегося по телу дурмана, от которого меня тошнит, а голова кружится и болит.

Потому, хотя настороженно отношусь к еде, а желудок не проявляет к ней никакого интереса, заставляю себя проглотить лепешку и фрукты. Надеюсь, еда в желудке поможет усвоить дурман, еще ощущаемый в теле. Чувство, будто я покрыта песком, а живот скрутили.

Немудрено, ведь меня похитили и увезли в пустыни Второго королевства.

Уверенность в том, где я нахожусь и что меня окружает, наваливается, будто груда камней. На меня накатывают воспоминания, а страх и ярость отступают.

Это сделали со мной Ману и другой человек из Второго королевства. Опоили меня, похитили, бросили в этом месте и…

Я закрываю рот рукой.

Рисса.

– Великие боги… – У меня вырывается сдавленный всхлип. Они ее убили. Убили прямо у меня на глазах, будто она была всего лишь помехой, о которой не стоило и беспокоиться.

Мои глаза наполняются слезами, и им становится больно. Словно тот кинжал вонзили в грудь мне. Они могли бы воспользоваться тем же дурманом, чтобы отключить ее. Могли ее пощадить. Однако проткнули ей грудь кинжалом и бросили на землю.

У нас с Риссой были непростые отношения, бравшие начало из многолетней обиды. Но… я ее понимаю. Она пользовалась своим острым умом, довела до совершенства навыки соблазна, научилась добиваться успеха в мире мужчин, а потом захотела проложить себе новый путь, пойдя на все, чтобы защитить себя и получить желаемое.

Я это уважала. А в отношении наложниц уважение – последнее, что может даровать им общество.

Наложницы удовлетворяют чужие желания, чувственные влечения. Они играют и доставляют удовольствие, реализуя потребность иных, получая богатство и ощущение собственной власти.

А что потом? Люди презирают это ремесло. Называют его греховным, порочным. Они подавляют его. Заявляют, что наложницы – жалкие и мерзкие низы общества, пустое место в сложившейся иерархии. Вот только вдали от чужих глаз эти же люди ждут удовлетворения своих желаний и потребностей. Ждут, что им доставят удовольствие и блаженство.

И все же жизнь наложницы ничего не стоит.

Она всего лишь наложница.

Словно это делало ее пустым местом. Словно она настолько ниже их, что даже ее смерть не имела значения.

Но Рисса имела для меня значение.

Хотела бы я рассказать ей об этом. Тогда в саду, когда она сжала мою руку в редком проявлении доброты, я должна была сжать ее ладонь сильнее. Потому что Рисса была сильной и умной, а еще – достойной новой жизни, о которой мечтала. Той, которой она так стремилась достичь, а теперь никогда ее не обретет. А все из-за меня. Потому что я попросила ее прогуляться со мной.

Слезы градом стекают по щекам, словно мое горе непосильно. Мне будто сдавило сердце, и не знаю, долго ли я буду оплакивать ее, но надеюсь, я буду не единственной. Да, она была наложницей, вместе с тем обладала многими другими качествами, но это не означало, что она была не достойна жизни.