За шесть часов напряженной работы я дважды прерывалась на еду, с шенге спорить было бесполезно, и выяснила множество информации. Итак, цивилизованных развитых государств теперь было — семь. Эррадарас, Тэнетр, человеческие королевства Мигран, Неирт, Ламена, орки и гномы. Пока еще о своей государственности не заявили драконы, орлы, песчаные демоны и дриады, но опыт подсказывал, что это лишь дело времени. Существенной проблемой стало то, что все три человеческих королевства возродились на темной половине мира, а жаль — мне бы не помешала парочка и на светлой, было бы проще наладить торговлю. Налаживать предстояло многое и многое. К примеру что-то нужно было делать с человеческими магами, которые в данный момент, под правлением Динара, сгруппировывались на Свободных островах, вместо того чтобы, как порядочные люди, примыкать к человеческим королевствам, или строить собственные.
— Эдогар, вызовите мне лорда Гранитного дворца, — приказала я, рассматривая странные сооружения, выстраиваемые человеческими магами под руководством бывшего правителя Далларии.
Лорд Кеанран явился практически сразу. Вошел в канцелярию, поклонился сначала шенге, а затем мне, и… ничего не сказал, потому что по дурацкой пресветлой традиции выдерживал паузу. Я, не обремененная подобными условностями, спросила прямо:
— Вам удалось восстановить злаковые культуры?
— Нам удалось блокировать магию, препятствующую их росту, — основательно уклончиво ответил пресветлый.
— На темной территории зерно есть, — сообщил Адрас.
А я взирала на лорда Кеанрана, и мне очень не понравилось то, как эллар упорно старался не смотреть мне в глаза. Это по меньшей мере вызывало подозрения, по большей — опасения. К сожалению, продолжить разговор не удалось, шенге поднялся и решительно произнес:
— Достаточно.
***
Спустя полчаса я сидела на своей кровати, держа одной рукой маленького Адрасика, второй бутылочку с молоком, которую малыш сосредоточенно опустошал, и задумчиво рассматривала ребенка. У полутемного были удивительно-синие глаза, правда на фоне традиционного для темных черного «условно белка». И все же синие, пронзительно синие глазищи на фоне черноты глаз.
Заглядевшись, едва не оказалась укушенной — малыш все время норовил отпустить соску и вцепиться в мою руку, даже не знала, что темные столь кровожадны с младенчества. Но при всем при этом – ребенок признавал только меня и шенге, более того, меня он предпочитал больше, чем орка. Искренне полагала, что по причине желания моей крови, но едва мелкий поймал мой палец, вместо того, чтобы прокусить его уже имеющимися клыками, лишь зачмокал, прикусив, но не кусая.
— Утыррка стать мама, — сказал шенге.
Улыбнулась папе, и, погладив маленького по бархатной щечке, отобрала палец и вернула в его ротик соску. Адрасик мгновенно посерьезнел, и вновь принялся есть.
И тут вернулся Рхарге, а я вдруг поняла, что напряженно ждала его или Руха весь день, просто не признавалась в этом даже самой себе. И, наверное, не знай я орков, пошла бы искать сама, но я доверяла им, не обладала по-крайней мере в данный момент магией (и гоблин ее знает когда эта вообще нелогичная штуковина ко мне вернется), и едва ли была способна ходить без помощи шенге. А потому я ждала. Напряженно, и сдерживая себя изо всех сил. Ждала и… молилась бы, но молиться тому, кого ждешь, это как-то странно было бы, так что просто ждала.
Рхарге, огромный и могучий, затмивший всей волосатой тушей дверь, остановился, посмотрел на меня и произнес:
— Ледяной Свет жив.
Стон облегчения огласивший императорскую спальню, я лично проигнорировала. И плевать, что это был мой стон. И даже все равно, что папа и Рхарге посмотрели на меня с неособо скрываемыми ухмылками, я просто спросила:
— Где он?
— Темная башня, — кратко ответил младший вождь.
То есть та рухлядь, что дорога ему как память.
— Вы его видели? — мой следующий вопрос.
Отрицательно мотнув головой, Рхарге пояснил:
— Доступ закрыт, сила Ледяного Света велика, не пускает, Рух сторожить его и тот, кто незримо быть в Дворец Утыррки.
То есть, орки приняли данное строение за мой дворец. Приятно. Вообще единственно приятное, что прозвучало во всем вышесказанном. Потому что кесарь мог быть только условно жив, очень условно, в смысле вполне мог сидеть в своей башне по собственному обыкновению с кинжалом в спине, и радостно предаваться прокрастинации с меланхолией. В смысле гордо дохнуть в одиночестве!
— Шенге, — позвала я.
И едва папа протянул руки, очень осторожно переложила запротестовавшего Адрасика к нему, следом протянула уже практически пустую бутылочку.
— Утыррка идти к Ледяной свет? — проследив за перекладыванием малыша, вопросил Рхарге.
— Утыррка знать, что Ледяной свет любить умирать, время от времени, — с трудом поднимаясь с постели, сообщила я.
А шенге вдруг спросил:
— Утыррка хотеть, чтобы Ледяной Свет жить?