А в двадцать один он убил своё первое чудовище — не силой проб и ошибок, а изучив этот вид, разузнав про его слабые точки. Пятый просто заточил свой топор и использовал свою силу. Неповоротливый монстр с тонкими, хрупкими руками, не успевал его поймать или ударить, задевая только по касательной. Он был не первым, кому удалось Пятого ранить, но его это не спасло. Он всё равно стал первой тварью, умершей от его руки — Пятый отрубил все его шесть рук с шестью тонкими, длинными пальцами, по шесть суставов на каждом, и ослепил его, метким выстрелом стрелы с горящей вымоченной в ворвани тряпкой прямо в один из глаз. Морда у твари была крепкая, но глаза — как и у многих других, были слабым местом.
Она рухнула в тёмные воды, и тёмные воды сомкнулись над умирающим монстром, и Пятый не мог сдержать ликующей улыбки.
Конечно, оставленные тварью раны заживали долго, но его послание глубоководным было всё яснее.
Этот мир принадлежит не им одним. И если понадобится, он будет убивать их богов.
Пару раз Пятый просыпался, потому что ему становилось тепло. Словно через него проходила волна тёплого воздуха, полного ароматов еды и благовоний. Пятый открывал глаза и озирался растерянно. В темноте никого, кроме него с Долорес не был. Только они вдвоём на своём островке света. Посреди нигде.
Пятый нащупывал в темноте руку любимой и сжимал её, как спасительную соломинку, сворачивался калачиком рядом и зажмуривался. Темнота была снаружи, и темнота была внутри него.
И тогда приходил голос. Голос знакомый и незнакомый одновременно. У Пятого сжималось сердце, так больно было его слышать.
Будто бы кто-то звал его домой. Тихо, но настойчиво.
По имени — по его настоящему имени, а не по именам, которые давали ему глубоководные.
— Пятый! — звал его голос на человеческом языке. Без булькающих звуков. Без щелчков. На родном ему английском, певуче.
И Пятому казалось, что его за этим голосом тянет. Будто к пальцу привязана ниточка, и кто-то тянет его и тянет, и зовёт, чтобы он вернулся… А он не знает, куда идти.
Долорес знала, что с ним. И гладила его по волосам, пока Пятый не проваливался обратно в сон, в котором не было голосов, а только мёртвые братья и сёстры.
И ноющая, непрекращающаяся боль.
А когда оказалось, что он застрял в тонущем мире на долгие десять лет, Пятый нашёл их храм. Ему пришлось опуститься низко под воду, вооружившись одним только ножом, и рискнуть жизнью, чтобы достать древние и столь важные ему манускрипты.
К тому времени он был не просто Последним человеком. Глубоководные называли его Убийцей богов, и Убийцей богов он был.
Они убили его семью. Они заняли его мир.
И пока он был здесь, пока делил его с ними, он не собирался давать им пощады.
Культистов, затянутых в грязно-красные робы, безоружных и с осьминожьими щупальцами вместо рта, он убил всех до единого. Вырезал их, окрасив тёмные воды в серый и красный, и забрал то, зачем пришёл.
Их историю.
Их тонкие знания.
Границы космической физики, которую не мог постичь человек.
Он вынырнул, подплыл обратно к лодке и протянул тканые свитки Долорес, улыбаясь от уха до уха. Оставалось их только расшифровать и потом, возможно, он найдёт все ответы.
Откуда здесь эти твари, как их остановить и главное, как ему вернуться домой.
Комментарий к Глубины ледяных вод
Вежливое напоминание, что события в тексте разворачиваются параллельно с событиями в тексте Dreamer_Kind. Четвёртую главу “Шкатулки с картами” вы можете найти здесь: https://ficbook.net/readfic/10050402/25882667
========== Возвращение ==========
Разбор манускриптов занял у него год. Многое он уже понимал, над остальным приходилось корпеть. Весь этот год он почти не спал. Днём они плыли в новое место, искали ночлег и охотились, а по ночам Пятый склонялся к Долорес и вместе они разбирали новые слова. Он записывал их, как когда-то клокочущие разговоры глубоководных.
Только вот само содержимое украденных свитков он записать не мог. Знания, которые они хранили невозможно было сформулировать. Не хватило бы всех человеческих слов, сколько бы языков он ни охватил. Ни один мёртвый язык, ни один живой бы не справился. Но Пятый их понимал. Его разум был гибким, когда он попал сюда, и теперь поглощал древние знания, не предназначенные для людей. Читая их, он проваливался в транс, погружаясь в бездну, озаряемую только бледным глубоководным светом, будто бы в этой бездне всегда были сумерки. Он видел, как бездна переливается цветами, названий которым в мире людей не было, и древние города, озаряемые серебряным сиянием трёх лун. Видел, как Великие создавали свои миры, и как захватывали чужие. Видел приходящих снова и снова людей, из разных времён и стран, и пытающихся постичь то, что пытался постичь и он, и теряющих рассудок едва коснувшись правды. Он видел существ, не имеющих формы, перетекающих из одного в другое, обволакивающих всё как пар.
И он видел древних жрецов, а они видели его и признавали его.
Если он зашёл так далеко, значит он один из них.
Если он мог убивать их мелких божеств, значит он заслуживает внимания.