Свет души

Однако больше у них с Долгор детей не родилось.

Каждому человеку в жизни предначертана своя дорога, и, избрав свою, Даланбаяр твердой поступью шел по земле. Одно обстоятельство постоянно омрачало его душу — предательство по отношению к Бадрангую. Чувство зависти и жажда мести завлекли его слишком далеко, и совесть его все еще роптала. Он вспоминал о прошлом с глубоким сожалением, но оправдания себе найти не мог. Что ж, впредь Даланбаяр постарается жить лучше, честнее — это была единственная возможность как-то облегчить свое существование. За последние годы Даланбаяр заметно постарел, руки и ноги у него стали крупнее, скулы заострились. Однако силы его, казалось, не убавились. По-прежнему он работал неистово, с каким-то яростным упоением. Глядя со стороны, все просто диву давались — откуда у такого сухопарого человека столько физической силы. Молодежь, приходившая на шахту, считала его образцом шахтера и старалась подражать Даланбаяру во всем. Но у него было редкое сочетание природного таланта и сильного характера, и угнаться за Даланбаяром было трудно.

Все эти годы Даланбаяр и Бадрангуй никаких отношений не поддерживали, хотя при встрече всегда здоровались. Однако изредка, на людях, вежливо осведомлялись друг у друга о делах. По возвращении на шахту Бадрангуй работал сначала забойщиком, потом — крепильщиком. У него было уже трое детей, и он с иронией вспоминал свои былые опасения относительно того, что он будет одиноким и бездетным всю жизнь. Жена Бадрангуя после третьих родов оставила работу и занялась воспитанием детей. Она была образцовой хозяйкой, обмывала и обстирывала детей, дом и одежду Бадрангуя содержала в безукоризненной чистоте, и, всегда свежая и опрятная, сдержанная, но приветливая, она встречала его уютом и лаской. Бадрангуй был доволен своей женой. Лхамсурэн, правда, отличалась некоторой замкнутостью, и чтобы сделать ее более общительной, Бадрангуй старался почаще появляться с ней на людях. Но, видя тщетность своих усилий, смирился с ее домовитостью. О Долгор он вспоминал лишь изредка, и все происшедшее много лет назад воспринимал теперь как события, имевшие место совсем в другой жизни. Однако совершенно выбросить Долгор из сердца Бадрангуй не мог. С Даланбаяром он был сдержан, на людях приветлив, словно все простил. Но Даланбаяр был твердо уверен в том, что Бадрангуй ничего не простил и тем более ничего не забыл.

В последнее время, помимо постоянных угрызений совести, его мучила мысль о том, что Долгор, его любимая жена, ради которой он пошел на предательство, так ни о чем и не догадывается. А что будет, если Бадрангуй нарушит свое слово и посвятит ее в их тайну? Неужели она оставит его? При мысли об этом Даланбаяра охватывала такая паническая растерянность, что он готов был броситься перед ней на колени и рассказать обо всем, отыскав себе какое-нибудь оправдание, но опасался, что это его признание будет роковым для него, и откладывал его со дня на день.

Весна тысяча девятьсот сорок седьмого года была ранней. Солнце подолгу гуляло по небу, и дни стояли длинные и теплые. Первые послевоенные годы смягчили озабоченность и тревогу людей, принесли им радость и покой.

Этой весной Даланбаяра назначили десятником. Повышение не радовало Даланбаяра. Оно несло с собой новые обязанности, многочисленные хлопоты и более высокую ответственность. Десятки, из которых состояли бригады, в те дни являлись основными производственными единицами. От их успешной работы зависел результат планового задания всей шахты. Следовательно, десятнику вменялось в обязанность заботиться о своевременном выполнении плана, следить за равным распределением нагрузки среди рабочих, отвечать за соблюдение правил техники безопасности. И вся его деятельность должна была быть отражена в систематических отчетах. Даланбаяр с недоверием смотрел на свои узловатые, сильно раздавшиеся в суставах руки. Он уже не помнил, когда он по-настоящему карандаш в руках держал — только расписывался при получении зарплаты. Ему следовало отказаться от новой должности, но, будучи дисциплинированным рабочим, он не посмел опротестовывать решения начальства.

Теперь он не участвовал непосредственно в производственном процессе, а только руководил работой других. Он привык работать руками, а сейчас был вынужден лишь наблюдать за тем, как работают его товарищи, и постоянно испытывал неловкость оттого, что все время не спеша прохаживался по штреку, в то время как другие обливались по́том. Однако постепенно он привык. От природы Даланбаяр был сообразителен и в случае надобности мог легко найти общий язык с людьми.

— Послушай, Цэрэндондок, — задорно кричал он забойщику, — ну-ка, докажи, что ты настоящий сын Монголии! А ты, Чулун, слыхал, как поступал мой наставник Самбудорж? У него были убедительные способы заставить человека поторопиться! Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе поведал о них? — И все это говорилось с такой доброжелательной улыбкой, что люди старались изо всех сил.