Свет души

Остановившись возле Доржа, старательно наносившего разметку на бревна, он спросил:

— Как дела, Дорж? Устал?

Дорж, все еще испытывавший угрызения совести, растерялся.

— Хороший у вас ученик, а? — обратил свой вопрос начальник участка к Бадрангую.

— Старательный, — сдержанно ответил тот. — К обязанностям своим относится добросовестно. — И после некоторой паузы уже более дружелюбно добавил: — Думаю, что Дорж наши надежды оправдает. — И он с улыбкой посмотрел на юношу.

— Постараюсь, — едва слышно отозвался Дорж.

Машина безостановочно рубила уголь, и воздух становился густым и маслянистым от угольной пыли. Она собиралась в тяжелые капли и оседала на шахтерских касках.

— Сегодня дела идут хорошо, норму, наверное, уже выполнили, — заметил кто-то из шахтеров.

— А ты сходил бы и узнал, сколько вагонов угля выдали на-гора, — отозвался Бадрангуй. Смена близилась к концу. Скоро шесть часов, нужно сворачиваться и подготовить все необходимое для того, чтобы утренняя бригада без промедления приступила к работе.

Клеть на скрипящем стальном тросе доставила Доржа и Бадрангуя на поверхность. Дорж быстро принял душ, сменил одежду и, не ожидая Бадрангуя, вышел на воздух. Резкий ветер обжег ему щеки. Было уже семь часов, но солнце еще не взошло, и только на востоке из-за кромки гор проступил оранжевый закат, который стал быстро растекаться по небу. Дорж постоял немного на высоком крыльце, вдыхая полной грудью морозный воздух, казалось, очищающий легкие от угольной пыли.

— Имеет ли смысл ждать рейсовую машину? Лучше пройтись до поселка пешком, — раздался за спиной у Доржа голос Бадрангуя. Дорж понял, что Бадрангуй ищет предлога для разговора, и охотно согласился прогуляться. Вскоре их нагнала машина, рабочие, плотно прижавшись друг к другу в кузове под брезентовым тентом, удивленно смотрели на смельчаков, вздумавших прогуляться по такой погоде.

Бадрангуй двигался уверенным шагом, глядя себе под ноги. Усы его покрылись белым инеем. Дорж нахлобучил шапку на лоб, руки сунул в карманы ватника и при резких порывах ветра останавливался, подставляя ему спину. «Может быть, Бадрангуй-гуай, не простив мне сегодняшней слабости, решил со мной побеседовать? — размышлял Дорж. — Я действительно поступил опрометчиво. Надо менять свой характер и прежде всего избавляться от вспыльчивости. А то могут подумать, что я вздорный человек и мне нравится отлынивать от работы. Может быть, Дагва вовсе не хотел меня обидеть?» Иной раз чистосердечного человека не сразу поймешь; если судить по словам — он первый насмешник, а в действительности душа у него белая, как молоко. И лишь чрезвычайные обстоятельства обнажают ее перед людьми, и люди обнаруживают, что относились к человеку хуже, чем он того заслуживал.

— Озяб? — спросил Бадрангуй, поворачиваясь к Доржу.

— Не очень.

— Дома-то у вас тепло? Наши батареи иногда совсем не греют.

— А у нас отопление работает хорошо, — отозвался Дорж, тщетно пытаясь раскурить сигарету на сильном ветру.

— Когда ты научился курить?

— Недавно, — вздохнул Дорж. — В школе дальше баловства дело не шло. А на работу поступил и всерьез курить начал.

«Нехорошо, — подумал Дорж, — иду рядом с солидным человеком и красуюсь — смотрите, мол, какой я самостоятельный».

— Привык, значит. Что ж, привычка — вторая натура. Скажи правду, Дорж, ты вчера днем не отдыхал? — В голосе Бадрангуя прозвучали сочувственные нотки.

— Не отдыхал, — откровенно признался Дорж, тронутый заботой наставника. — Я помогал Пурэву переезжать на новую квартиру. Он теперь будет жить в доме, по левую сторону от Дворца культуры.