Свет души

— Углубились внутрь ствола, а я шел последним и немного задержался, — оправдывался Дорж, украдкой застегивая сумку. Надо же было попасться на глаза этому Батмунху! Как же он сразу не заметил, что тот стоит рядом с мастером? И что за манера незаметно подкрадываться к человеку?

Батмунх посмотрел вслед Доржу и насмешливо и громко, чтобы услышал Дорж, сказал:

— В рабочее время ходит по девушкам. У таких, как он, надо вычитать из зарплаты деньги. Или еще что-нибудь придумать, чтобы в другой раз неповадно было.

Дорж оглянулся и встретился с холодным взглядом Батмунха. У Доржа все внутри закипело — с каким бы удовольствием он ответил сейчас этому напыщенному негодяю! Но он сдержался, только рука сильнее сжала рукоять лопаты. Дорж ушел и не слышал, как Батмунх спросил у девушки:

— Товарищ мотористка, как ваше имя?

— Дарийма!

— Так вот что, товарищ Дарийма, вы работаете на таком ответственном участке, а вступаете в разговоры с посторонними людьми. Прошу учесть мое замечание!

Девушка нахмурилась и закусила губу.

Продолжая обход, Батмунх сказал мастеру, что расстановка рабочей силы в лаве должна строго соблюдаться и нечего, например, Доржу шататься по отсекам.

— Я впервые заметил Доржа не на своем месте, — возразил мастер. — Вообще он хороший, работящий парень.

Батмунх с сомнением покачал головой.

Остаток смены Дорж проработал в невеселом настроении. Даже лопата казалась ему тяжелее обычного. Он досадовал на себя: не следовало подходить к Дарийме в рабочее время, могли бы поговорить после смены. Да и напрасно он ничего не ответил инженеру — ведь тот явно к нему придирался.

Наступил конец смены. Дорж поднялся наверх, и в лицо ему ударил свежий ветер. В воздухе кружились опадавшие с тополей листья, очень похожие по форме на сердце, и густо устилали землю. Их сухой шелест порождал в душе грусть. Доржа нагнал товарищ по смене:

— Говорят, что весна и осень — самые лучшие времена года. Только странно, почему осенью человека охватывает печаль? — Он нагнулся, набрал охапку листьев и подкинул их над головой.

— Ты не шахтер, а поэт, — пошутил Дорж, поражаясь, что этот веселый, разбитной парнишка испытывает чувства, схожие с его собственными. — Люди, которые умиляются при виде распускающихся цветов и опадающих листьев, должны быть поэтами!

— Вот еще выдумал. Поэзия, она, приятель, куда шире, глубже и интересней! Кстати, говорят, твою девушку зовут Уянга-Поэзия. Верно?

Дорж смутился. Верно-то верно, только теперь инженер Батмунх осведомлен о ней гораздо лучше, чем Дорж. Он нахмурился и ничего не сказал. Его приятель догадался, что некстати упомянул об Уянге, и шагал молча. Навстречу им совсем низко в небе промчалась стая диких гусей. Дыхание приближающейся зимы погнало птиц в теплые края, их печальный крик пронзил осенний воздух.

— Нынче гуси поздно улетают, — задумчиво произнес Дорж, провожая стаю долгим взглядом.

— А ты заметил, как много молодых гусей в этой стае? Наверное, в нынешнем году гуси вывели птенцов слишком поздно, и пока те не научились летать как следует, боялись пуститься в дальний путь. Если уж птица так заботится о своих птенцах, то что же говорить о людях! У меня в прошлом году жена родила сына. Она отправила меня в горы, по дрова, а когда я вернулся, в колыбельке лежало крохотное существо с красным личиком и пищало тоненьким голоском. Когда малыш здоров, мы радуемся, когда с ним что-нибудь случается, не находим себе места. Придешь домой, а сын к тебе ручонки тянет. Куда вся усталость девается! А про Уянгу ты не должен плохо думать, я ее знаю. Она хорошая девушка. И отца ее, Бадрангуя, мы тоже давно знаем — замечательный работник и как человек — тоже. Не может быть, чтобы он вырастил плохую дочь!

Дорж снова нахмурился и перевел разговор:

— А как тебе нравится наша новенькая мотористка?

— Ведь она у нас совсем недавно. На язык бойкая, да только сдается мне, веселость у нее напускная. И живет она одна, уж не знаю, есть у нее родители или еще кто-нибудь из близких. Может быть, ее постигло какое-нибудь горе?

— Она — хорошая девушка, — задумчиво произнес Дорж, вспоминая рассказ Дариймы о ее трудном детстве.

— А я разве говорю — плохая? — изумился спутник Доржа.

Упоминание об Уянге разбередило Доржу душу. Как ни старался, забыть ее он не мог. На другой день он нечаянно столкнулся с ней у входа в продовольственный магазин. Прекрасные волосы Уянги были красиво уложены и свободно лежали на плечах. Темная родинка над верхней губой показалась Доржу неожиданно большой. «Неужто родинки могут так быстро расти?» — пришла ему в голову нелепая мысль. Ему бы повернуться и уйти, а он остановился как вкопанный.

— Здравствуй, Дорж! Как поживаешь? — ласково спросила Уянга, заглядывая ему в лицо. Уж лучше бы она просто прошла мимо — тогда все сразу стало бы ясным. А тут в голове у Доржа сразу закружились тысячи мыслей: а вдруг у нее с Батмунхом ничего и не было? И в кино ему только показалось, что волосы ее касаются его щеки? Что тогда? Доржу страстно хотелось, чтобы на самом деле все было именно так, и он мягко сказал, стараясь унять бешеный стук сердца: