Свет – это мы

Эли придумал использовать гидрокостюм, включая перчатки и бахилы, в качестве нижнего слоя облачения чудища, так что мы сделали еще одну покупку в сети. Он также уговорил меня приобрести шкуру антилопы, которую он собрался нашить на спину, утверждая, что это будет «убойно». В полученном нами экземпляре на видном месте красовалась дырка от пули, так что никакого сомнения в том, каким образом он был добыт, не оставалось. По понятным причинам меня эта деталь вывела из равновесия, но Эли быстро нашелся: дырка от пули только добавит чудищу метафорической истинности, а поскольку его психология призвана отражать коллективное бессознательное города после трагедии, чудище станет прежде всего визуальной метафорой, и только потом его образ спустится на «более глубокий метафорический уровень».

Наблюдать за тем, как мальчик ожил, как только обрел цель и зашагал к ее воплощению, – сплошное удовольствие. Нейроны в его мозгу работают в полную силу. Первые дни нашей работы, когда мы по очереди впечатывали в программу свои идеи, пролетели как одна минута. То же ощущение безвременья сопровождало нас, пока мы нашивали фазаньи перья на гидрокостюм – обматывали нитками стержни и проталкивали иголку сквозь толстую плотную резину при помощи серебристых наперстков, по очереди занимая должности выкладывателя перьев и портного. Занимались мы этим в основном в гостиной и столовой.

Джилл заботилась о нашем пропитании, но в остальном держалась в стороне, иногда отпуская реплики вроде: «В этой комнате столько тестостерона, что он скрипит на зубах» – после чего удалялась в гамак, где прежде лежала Дарси, смотреть кино у себя в телефоне. А еще она постоянно пыталась уговорить Эли спать в доме, но он все равно по большей части предпочитал проводить ночи в палатке.

Мне начинает казаться, что Джилл выказывает некоторые признаки ревности по отношению к тому вниманию, которое я оказываю Эли, – а возможно, даже чувствует в нем угрозу для себя. Я несколько раз ловил на себе ее взгляд, когда она стояла в дверном проеме и наблюдала за нами, – за мгновение до того, как она понимала, что я смотрю на нее, и сознательно вызывала на своем лице улыбку, – и этот взгляд я бы описал как неохотную неприязнь. Словно она разглядела чудище внутри Эли – всепожирающее чудище, которое крадет друзей и близких. Я пытаюсь ее успокоить, вовлечь в происходящее, спрашивая ее мнение о тех или иных поворотах сюжета или деталях костюма, но она всякий раз отстраняется: «Не хочу вмешиваться в ваши мужские игры в чудовищ», с ударением на последнем слове. Меня это огорчает, потому что в ее голосе я слышу гнетущее осуждение. Мне иногда приходит в голову, что она не осознает необходимость нашей с Эли работы потому, что не была в кинотеатре «Мажестик» во время стрельбы. Потом я вспоминаю, что Эли там тоже не было, и моя озадаченность возвращается с новой силой.

Я многократно обращался к Дарси в попытках прояснить все вышесказанное, но в последнее время все, что она говорит мне – это все те же шесть слов: «Путь вперед лежит через этого мальчика». Думаю, что Джилл была бы совершенно убита, если бы узнала, что ее лучшая подруга отказывается обсуждать ее проблемы, потому что – до того, как обзавестись крылами, – моя жена обсуждала с Джилл каждое движение души, каждую мысль, какими бы серьезными или, напротив, обыденными они ни были. И вдруг Дарси никак не озабочена состоянием Джилл, что даже мне кажется слегка жестоким, учитывая все, что Джилл для меня сделала и продолжает делать.

Я иногда напоминаю Дарси:

– Джилл была со мной на всех похоронах. Она заполнила все бумажки для страховки. Она заботится о том, чтобы счета были оплачены, и вообще взяла на себя все финансы. Она даже стирает за меня.

Но сколько бы раз я ни перечислял все заслуги Джилл передо мной с тех пор, как моя жена обратилась в ангела, Дарс никак не выражает признательность усилиям своей лучшей подруги. Она всего лишь повторяет все те же шесть слов: «Путь вперед лежит через этого мальчика». Что меня немножко злит.

Мы с Эли купили стандартную маску привидения и нашили оставшиеся перья на нее, направив снежно-белые острые концы вверх, так, что наше чудище как будто носит корону.

Когда Эли впервые облачился в костюм и взглянул на себя в зеркало, он немедленно провозгласил себя «королем чудовищ». Меня это рассмешило, но также и затронуло какие-то темные закоулки души. Мне немного стыдно в этом признаваться, но я ощутил внутри себя зарождающийся крик: «Нет! Это ты, Лукас, настоящий король чудовищ!» Мне показалось, что таким образом пытается высказаться не лучшая часть моей души, и я постарался загнать ее обратно, в надежде, что мой душевный желудок и моя душевная печень справятся с тем, чтобы эту идею разложить, переварить и изгнать.

Примерно в тот же момент я вновь выразил желание привлечь всех, кто присутствовал в кинотеатре «Мажестик», когда Джейкоб устроил в нем стрельбу, на что Эли ответил:

– Никто и никогда не захочет со мной иметь дела.