– Пусть гениальность нашей идеи проявит себя в действии, – сказал я и похлопал его по спине. Потом я подмигнул, и он подмигнул мне в ответ, и я понял, что мы находимся в полном согласии, а потому непобедимы.
Некоторым приглашение пришлось передавать через знакомых или знакомых знакомых, но в результате я сумел добраться до каждого, кто стал свидетелем убийства своих родных и близких в кинотеатре тем вечером. Кроме того, я позвал Марка и Тони – владельцев этого величественного здания и самых главных любителей кинематографа в городе, – а также Исайю и Бесс. Их я попросил прийти для моральной поддержки.
И все согласились, кроме Сандры Койл, чья секретарша, девушка по имени Уиллоу, сказала, что у начальницы это время уже занято важным совещанием, которое перенести вряд ли удастся. В ответ на это я сказал:
– Пожалуйста, скажите Сандре, что Лукас Гудгейм передает личное приглашение и запрашивает ее персональное присутствие, в знак того, что никто не держит обид, и с целью объединить всех, кто пережил трагедию в кинотеатре «Мажестик».
Я попросил секретаршу повторить мое сообщение слово в слово, чтобы убедиться, что она все записала правильно, что она и сделала, и я смог вздохнуть спокойно, поскольку теперь у Сандры Койл не было никакого способа заявить, что я ею пренебрег или попытался исключить ее из работы над фильмом. С нее как раз сталось бы заявить именно это, только бы навредить всему предприятию. Я точно знаю, потому что в этом смысле она похожа на мою мать, или даже мать Эли, хотя с ней я ни разу лично не встречался.
Всю следующую неделю Джилл в присутствии Эли изображала увлеченность, в то же время не оставляя отчаянных попыток в любую минуту, когда мы оставались с ней наедине, отговорить меня от встречи в библиотеке.
– Но вся группа Выживших, за исключением Сандры Койл, уже согласилась прийти, – возражал я.
– Да, – отвечала Джилл, – и это потому, что ты не объяснил, чего ты от них хочешь: сниматься в фильме ужасов по мотивам стрельбы, которая унесла жизни их родных.
– Это метафора! Для исцеления! – кричал я.
– Людям в трауре метафоры ни за чем не сдались! – парировала Джилл, не уступая мне в громкости.
– Ты видела костюм чудища? – говорил я, глядя на нее победительно, поскольку несомненные достоинства костюма говорили сами за себя.
– Лукас, ты и в самом деле тронулся, – заключала она и выбегала из комнаты.
Этот диалог повторялся из раза в раз, и мне начало казаться, что никакого выхода из заколдованного круга не существует – до вечера вторника, всего за несколько часов до встречи. Джилл пришла домой со смены в «Кружке» раньше обычного, в сопровождении Исайи. Эли у себя в оранжевой палатке готовился к своему парадному выходу. Мои лучшие друзья зашли в гостиную и попросили меня сесть.
– Почему ты никому не сказал, что сегодняшняя встреча посвящена фильму ужасов? – начал Исайя таким тоном, что я сразу понял: Джилл проговорилась о нашем секрете, но не сумела должным образом представить его, что и неудивительно, поскольку она не принимала участия в моих с Эли углубленных и развивающихся на ходу творческих дискуссиях.
Я попытался объяснить, что это такая метафора, но Исайя явно не был заинтересован в обсуждении художественных достоинств нашего замысла. Очень жаль, учитывая, что он является уважаемым деятелем образования и образцом общественного поведения.
Потом Джилл и Исайя принялись по очереди убеждать меня отложить собрание, а вместо этого составить конспект нашего предложения, которое они смогли бы оценить, прежде чем представлять его на суд остальных Выживших. Они предположили, что мы, возможно, не все достаточно тщательно продумали и в какой-то момент отклонились от замысла – что для дипломного проекта не имело большого значения, но представляло проблему в отношении чувств и мыслей Выживших, которые все еще находились в трауре и страдали от посттравматического стресса. Меня немного удивило, что даже мои лучшие друзья оказались не в состоянии увидеть гениальность того, что мы с Эли задумали, но потом я вспомнил, что почти все гении в истории поначалу оказывались непонятыми и что это, возможно, просто необходимая часть пути любого художника к признанию, наш первый психологический барьер.
Если даже их я не мог склонить на свою сторону художественными достоинствами проекта, что ж, возможно, мне следовало бы обратиться к его целительным свойствам. Я описал, с каким энтузиазмом Эли работает над сценарием, и сказал, что ни разу в жизни не наблюдал молодого человека, более вовлеченного и нацеленного на успех.