Свет грядущих дней

Большая часть евреев, доживших до конца 1943 года, по наблюдениям Владки, были взрослыми людьми, работниками интеллигентного труда. Они были в состоянии платить контрабандистам, имели связи среди неевреев и говорили на более культурном польском языке. Некоторые из них хранили свои ценные вещи у друзей-неевреев, но большинство лишилось всего. По разным оценкам, от двадцати до тридцати тысяч евреев пряталось в Варшаве и ее окрестностях[694], и молва о Владке переходила из уст в уста. Евреи находили ее через общих друзей, подходили к ней на улице. Чтобы получить помощь, они были обязаны подать письменное прошение, подробно указав свои обстоятельства и свой «бюджет». Владка прочитывала все эти нацарапанные от руки прошения[695].

Большинство заявителей были единственными выжившими представителями семьи, сбежавшими из лагеря или соскочившими из поезда на ходу. Дантисту требовались зубоврачебные инструменты, чтобы иметь возможность работать; какой-то мужчина просил деньги, чтобы содержать осиротевших племянника и племянницу. Юный разносчик газет пережил всю свою семью и нашел убежище в польской семье, которая держала его до тех пор, пока он отдавал ей свою зарплату. Он отказывался прятаться, дорожа своей свободой, но отчаянно нуждался в зимнем пальто, чтобы продолжать работать в холодные месяцы года. Организация могла выдавать всего лишь от пятисот до тысячи злотых на человека в месяц, при том что жилье стоило около двух тысяч[696]. Но она делала что могла. Молодые женщины несемитской внешности разносили ежемесячные выплаты, навещали своих подопечных и оказывали экстренную помощь, когда планы срывались, что случалось отнюдь не редко.

Некоторые объявления о сдаче жилья были приманками, в иных домах были пронырливые соседи, и во многих случаях хозяева, когда приходили евреи, взвинчивали цену. Зачастую кашариоты давали понять, что имеют отношение к польскому Сопротивлению, чтобы вызвать у хозяев чувство гордости. Одна женщина, прятавшаяся в доме поляка, начала во сне говорить на идише, хозяйский сын из страха отравил ее и спрятал тело под половицами бункера. На других евреев, прятавшихся там же, прежде всего на дочь убитой женщины, это произвело чудовищное впечатление. Владка нашла для них новое жилье.

Подобным же образом она нашла для молодой еврейки по имени Мария работу: вести хозяйство в одном доме – это было наилучшим выходом, поскольку хозяева предоставляли жилье и питание, а выходить из дому почти не требовалось. Однажды маленькая дочка хозяев спросила у Марии, как живут в гетто. Мария запаниковала. Оказалось, что мать девочки была еврейкой, и муж отправил ее в гетто. Гестапо пришло обыскивать дом в поисках пропавшей матери семейства. Мария почувствовала себя в опасности, и Владка нашла ей новое убежище.

Одна еврейская пара делила со своей бывшей служанкой ее крохотную комнатушку в доме, где жило много эсэсовцев, Владке пришлось переселить их. Некая женщина с сыном ютилась на развалинах под кучей обломков, они несколько месяцев прятались там, скрючившись в темноте, все это время не имея возможности помыться. Бывшая хозяйка продала все их вещи. И снова Владка бережно перевела их на новое место и обеспечила лечением.

По мере того как немцы начали сдавать позиции на востоке, террор в Варшаве достиг своего пика. Поляков похищали и отправляли на рабский труд в лагеря или в тюрьму Павяк. Теперь надо было проявлять еще большую изобретательность, чтобы находить убежища. В одной квартире была построена стена, отделявшая часть уборной, чтобы между стенами могли прятаться евреи. Стену покрасили и повесили на ней декоративные полки со щетками и расческами. Один еврей прятался в пустой облицованной кафелем печи.

Некоторые укрывались в более подходящих для жилья схронах, где – несмотря на депрессию, вызванную пребыванием взаперти, – могли все же как-то функционировать. Прятавшимся музыкантам, игравшим на камертоне, Владка принесла нотную бумагу, а двум женщинам – книги, по которым они могли учить находившихся в доме детей. Приятель Владки по подпольной работе Беньямин скрывался с семьей в кухне сарая, стоявшего на католическом кладбище в пригороде. У них было мало еды, зато они имели возможность зажигать свечи на шабат.

Тридцать евреев, в том числе историк Эммануэль Рингельблюм[697], жили в надежном пригородном убежище под садом; первоначальный взнос равнялся 20 000 злотых за человека[698]. Эти люди собирали данные исследований и писали доклады и статьи. Чтобы оправдать крупные поставки продовольствия, хозяин открыл продуктовый магазин. К несчастью, он поссорился с любовницей – единственным человеком, не принадлежавшим к его семье, который знал о существовании подземного бункера, и она донесла на него. Все были убиты.