Свет и тени

В третьем часу ночи задремавший на стуле Джотин вздрогнул — кто-то открывал дверь. В комнату вошли Потол и Хоркумар-бабу с большим саквояжем в руке.

— Мы получили твое письмо и легли было спать, рассчитывая приехать завтра утром, — сказал Хоркумар. — Но в полночь Потол заволновалась: а вдруг мы не застанем Курани в живых? Нужно ехать сейчас же. Она ничего не хотела слышать. Мы взяли экипаж и поехали сюда.

— Иди поспи на постели Джотина, — сказала Потол мужу.

Он не заставил себя долго уговаривать, прошел в спальню и быстро заснул.

Вернувшись, Потол подозвала кузена:

— Что с нею? Есть надежда?

Он подошел к Курани, пощупал пульс и отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Джотин, скажи, ты любишь ее? — спросила Потол.

Он ничего не ответил, сел рядом с Курани, взял ее за руку и позвал:

— Курани! Курани!

Она открыла глаза и улыбнулась спокойно и радостно:

— Что, дада-бабу?

— Курани, повесь твою гирлянду мне на шею.

Она смотрела на него, не понимая.

— Ты разве не дашь мне твою гирлянду? — спросил Джотин.

Ласковая просьба Джотина пробудила в ней прежнюю обиду.

— Зачем, дада-бабу? — спросила она.

Он охватил ее голову обеими руками:

— Я люблю тебя, Курани!

На миг она оцепенела, потом из ее глаз градом полились слезы. Джотин стал на колени, склонился к постели и положил ей на руки свою голову. Тогда Курани сияла гирлянду и повесила ее на шею Джотина.

Потол подошла к постели больной.

— Курани! — позвала она.

Исхудавшее лицо девушки залилось краской.

— Что, диди?

Потол взяла ее за руку:

— Ты больше на меня не сердишься, сестра?

Курани нежно посмотрела на нее:

— Нет, диди.

— Джотин, пройди ненадолго в ту комнату, — сказала Потол.

Когда Джотин вышел, Потол раскрыла саквояж и вынула наряды и украшения Курани. Стараясь поменьше тревожить больную, она осторожно одела на Курани поверх грязной одежды красное бенаресское сари, потом нанизала на ее руки браслеты и позвала Джотина.

Она усадила его на кровать больной и вручила золотую диадему. Он бережно надел ее на голову Курани.

Рассвета Курани уже не увидела. Глядя на ее светлое личико, трудно было поверить, что она умерла, — казалось, что она погрузилась в глубокий счастливый сон.

Когда тело мертвой Курани должны были выносить, Потол с рыданием упала ей на грудь:

— Сестра, ты теперь счастлива? Смерть была к тебе благосклоннее, чем жизнь!

Джотин смотрел на спокойное, нежное лицо умершей и думал: «Тот, кто взял это сокровище, не лишил меня его».

1903

УЧИТЕЛЬ

Пролог

В два часа ночи большой, запряженный парой лошадей экипаж остановился на одной из калькуттских улиц. Из него вышел молодой человек, огляделся по сторонам и подозвал проезжавший мимо наемный фаэтон.

В экипаже, задрав ноги на переднее сиденье и уронив голову на грудь, спал пьяный юноша-бенгалец в европейском пальто и шляпе, недавно приехавший из-за границы. В честь возвращения его на родину друзья устроили банкет. Один из приятелей опьяневшего виновника торжества усадил его в свой экипаж, чтобы доставить домой. Он толкнул спящего юношу в бок и разбудил его:

— Эй, Мозумдар, я нашел фаэтон! Садись, он отвезет тебя домой.

Юноша, бормотавший под нос английские проклятия, взобрался в фаэтон. Его друг назвал извозчику адрес молодого человека и вернулся в свой экипаж.

Фаэтон ехал некоторое время прямо, потом свернул в одну из улиц, прилегающих к Парк-стрит.

Юноша еще раз выругался по-английски:

— Что это такое, черт возьми! Куда мы едем?

Его снова стало клонить ко сну. «Нет, видимо, мы все-таки едем правильно», — сонно подумал он и задремал.

Ему вдруг стало казаться, что кто-то приподнимает его с места и мешает откинуться назад. Он оглянулся — сзади никого не было.

Воздух стал странно плотным; юношу как будто выталкивало из фаэтона.

«Что же это творится?» — удивился Мозумдар и позвал извозчика. Но тот молчал. Тогда юноша высунулся из фаэтона и схватил его за руку:

— Иди сюда, посмотри, что здесь творится.

— Господин, вы зря беспокоитесь, туда никто не мог забраться.

В этот момент Мозумдару показалось, что острие иглы вонзилось в его тело. Он закричал:

— Скорей иди сюда!

Извозчик вырвал руку, остановил фаэтон и убежал.

Мозумдар в ужасе оглянулся. Он никого не увидел, но ясно почувствовал чье-то присутствие.

— Извозчик, придержи лошадей! — прохрипел он с трудом.

Ему показалось, что извозчик натянул вожжи и пытается остановить экипаж. Но лошади мчались по-прежнему. Они пронеслись по Роуд-стрит, потом свернули на юг.

— Куда ты едешь? — взволнованно крикнул Мозумдар.

Молчание. Он покосился на заднюю стенку экипажа. Что-то по-прежнему вытесняло его из фаэтона. Он старался занимать как можно меньше места, но как только отодвигался, освободившееся место, казалось, немедленно чем-то заполнялось.

Мозумдар вспомнил утверждение одного европейского ученого, что природа боится пустоты. «Что же это такое? Природа? Если по-прежнему будет продолжаться молчание, я выпрыгну из фаэтона».

Но прыгать было еще страшнее: а вдруг позади него произойдет что-нибудь ужасное?