Как часто мы читаем или слышим, что некто сильно ошибается, или порочен, или является преступником, но что он «искренен» и, следовательно, «ищет Бога по-своему», и подобные эвфемизмы того же рода, когда на самом деле имеется в виду следующее: не нужно бояться ни малейших его усилий на пути к истине или добродетели. Данное мнение, поистине ошибочное, является одним из многих проявлений современного субъективизма, который ставит субъективное, каким бы случайным оно ни было, над объективным – даже в тех случаях, где объективное – это смысл субъективного, следовательно, определяющий его ценность. Другими словами, модный ныне культ искренности, вовсе не моральный и не духовный, – это просто более или менее циничный индивидуализм, не без определённых демократических обертонов, подразумевающий, что желать господства над собой и самопревосхождения означает желать быть кем-то большим, чем другие люди – как если бы стремление к самосовершенствованию каким-либо образом не давало другим предпринять то же самое.
Как цинизм, так и лицемерие являются формами гордости: цинизм – это карикатура на искренность, а лицемерие – это карикатура или на самодисциплину, или на добродетель в общем. Циники полагают, что искренность состоит в выставлении напоказ недостатков и страстей, и что скрывать их – значит быть лицемером; они не владеют собой, и ещё менее желают превзойти себя; и тот факт, что они принимают свой недостаток за добродетель, является ясным доказательством их гордыни. С другой стороны, лицемеры считают, что добродетельно демонстрировать добродетельное поведение или что видимости веры достаточно для самой веры. Их порок лежит не в проявлении форм добродетели – что является правилом для всех, а во мнении, что это проявление является достоинством само по себе, и, прежде всего, в имитации добродетели в надежде на восхищение: это гордыня, потому что это индивидуализм и хвастовство. Гордыня означает переоценку себя и недооценку других; и это именно то, что делают как циник, так и лицемер, или явно, или незаметно, в зависимости от случая.
Всё это означает, что в цинизме, как и в лицемерии, своевольное и, следовательно, тёмное эго становится на место духа и света; эти два порока являются актом воровства, при помощи которого страстная и эгоистическая душа присваивает то, что принадлежит духовной душе. Кроме того, представлять порок как добродетель и, соответственно, обвинять добродетели в том, что это пороки, как это делает цинизм, притворяющийся искренностью, – это ничто иное, как лицемерие, и извращённое лицемерие.
Что касается гордыни, её очень хорошо определил Боэций: «Все прочие пороки бегут от Бога, и только гордыня стоит перед Ним», а также св. Августин: «Другие пороки присоединяются ко злу, чтобы зло было совершенным; одна гордыня присоединяется к добру, чтобы добро исчезло». В отсутствие Бога гордыня с необходимостью заполняет пустоту: она не может не появиться в душе, когда в ней нечего связать с Высшим Добром. Вне сомнения, добродетели людей мира сего или неверующих имеют свою относительную ценность, но то же самое верно и для физических качеств на их собственном уровне: единственные качества, которые полезны для спасения души – это те, которые оживлены Истиной и Путём. Добродетель, оторванная от этих основ, не обладает силой спасения, что доказывает относительность и косвенность чисто природных добродетелей. Духовный человек не чувствует, что он обладает этими добродетелями; он отрекается от пороков и превосходит себя – активно и пассивно – в самих божественных добродетелях. Добродетель – это то, что существует.
Добродетельный человек скрывает свои промахи, потому что он не отказывает им в праве на существование и потому что после каждого падения он надеется, что таковое произошло в последний раз. Человека нельзя осуждать за сокрытие своих промахов, потому что он пытается не грешить и вести себя правильно; чтобы освободиться от ошибки, нужно не только намереваться сделать это ради Бога и не просто радовать других людей, но нужно также активно входить в горнило совершенствования; и если ясно, что это не нужно делать только для того, чтобы радовать людей, не менее ясно, что это нужно делать, чтобы не шокировать их и не подавать им дурной пример. Это милосердие, требуемое от нас Богом, ибо любовь Бога требует от нас любить ближнего своего.