Свет и тьма

Удивительно, насколько хорошо за эти два дня имперская пропаганда обработала народ. Они весьма искренне и люто ненавидели меня, вот только на эти выкрики мне было абсолютно плевать. Если бы Кассей не исполнил моё желание, и мне бы представилась возможность убить императора собственными руками — сделал бы это не задумываясь.

Ни ненависть народная, ни предстоящая смерть, ничего из этого не имело значения. Меня беспокоила только жизнь матери и сестры.

Я принялся неистово выискивать взглядом вурд или хоть какие-то признаки их присутствия. Если Кассей сказал, что сестра важна, значит, не могут они её просто так оставить, не могут они позволить, чтобы она умерла не родившись. Я не верил, просто не мог поверить, что это закончится всё вот так. В этом нет никакого смысла. Так просто не может быть.

Вурд на площади я не увидел, слишком солнечная погода для того, чтобы незаметно затеряться в толпе. Вурд, вынужденных прятать глаза и кожу под одеждой сразу бы заметили и имперские гвардейцы, и защитники Китежграда, и агенты Тайной канцелярии.

А вот их здесь сегодня было видимо-невидимо. Они были во всеоружии, наверняка, готовые к любой диверсии со стороны тёмных. Как я и предполагал, всё происходящее не только акт возмездия и свершение правосудия. Володары подготовились к схватке с тёмными. Даже толпа здесь не просто так, чем больше жертв среди любителей зрелищ, тем больше ненависти к тёмным, тем больше поддержка у нового императора и политики Володаров, нацеленной на истребление тёмных.

Но как бы я ни выискивал взглядом вурд — ничего, ни малейшего знака, ни единого намёка на спасения я не увидел.

Меня привели к эшафоту. Я поднялся на деревянные подмостки. Мне не спешили развязывать руки, как и не спешили снимать ошейник. А ведь я надеялся на этот шанс, надеялся, что, хотя бы этих нескольких минут мне хватит, чтобы устроить суматоху и попытаться спасти мать.

Мне накинули петлю на шею, а всё тот же судья, что зачитывал приговор мне утром, начал снова зачитывать его теперь с высокой трибуны, сооружённой позади виселицы.

Меня так и не развязали, и стало понятно, что уже и не развяжут. Володары понимали, что так просто я не сдамся и попытаюсь использовать силу. Теперь у меня и вовсе нет шансов.

Пока судья читал приговор, озверевшая толпа шумела, сыпала оскорблениями, бросалась в меня каким-то мусором. Я ничего этого практически не замечал, я не сводил взгляда с матери, а она с меня. По крайней мере, она пыталась смотреть, но то и дело морщилась от боли, закрывала глаза и роняя крупные слёзы.

Я пропустил тот миг, когда судья объявил о приведении приговора в действие. Слишком поздно увидел палача в золотой маске с гербом Володаров, который занёс руку над рычагом.

Всё происходило так быстро, что я и подумать ни о чём не успел. Рука легла на рычаг, надавила. Почва ушла из-под ног, а верёвка резко и рывком сдавила горло. Дыхание спёрло, боль заставила непроизвольно дёргаться и пытаться вырваться.

Я сотни раз видел, как сражаются за жизнь в последние секунды повешенные, как неистово дёргаются, как синеют их лица и наливаются кровью глаза. Но едва ли я мог представить, каково это самому оказаться в петле.

Я пытался не закрывать глаза, боролся за жизнь из последних сил, но она быстро, как и остатки воздуха в лёгких, ускользала. Последнее, что я успел увидеть, прежде чем начало темнеть в глазах, самодовольные, насмешливые лица врагов, которые так и сверлили меня, трепыхающегося в петле, кровожадными взглядами.

Вдруг над головой послышался треск, и я неожиданно рухнул в яму под подмостки. Ударился головой о деревянную перекладину, но едва ли это имело значение. Крики, шум, зычные голоса команд, всё это слышалось как во сне.

Я жадно глотал воздух, пульс бился в голове шумными накатами. Я до сих пор жив, и пусть кожу вокруг горла неистово жжёт, пусть каждый глоток воздуха приносит боль, я до сих пор здесь. А значит, помощь пришла. Значит, я смогу встать и побороться за то, что мне так дорого.

Глава 15/1

Я устремил взгляд на потемневшее хмурое небо. От яркого солнца и следа не осталось. Странное небо, быстро мрачнеющее, наливающееся тьмой — мне даже показалось, что дело не в небе, а это у меня темнеет в глазах.

Но я увидел перекладину, к которой крепилась верёвка с петлей, она была сломана напополам, а значит, мне это не кажется, и я в сознании.

Я откатился подальше от ямы, в которую провалился при падении. И очень вовремя тут же в нее крикнули:

— Обходи с той стороны, окружай его!

И вслед за звуками послышалось какое-то невнятное бульканье, вскрик, тяжёлое тело бухнулось о деревянные подмостки так, что на меня сверху посыпалась труха, а затем в проёме ямы появилось напряжённое лицо Инесс:

— Живой? — ни сколько спросила, сколько утвердительно сказала она и тут же спрыгнула ко мне в яму.

На четвереньках Инесс быстро проползла ко мне, нервно улыбнулась, стягивая с моей шеи верёвку.

— Успели, — на выдохе произнесла она, принявшись снимать с рук кандалы.