Свет и тьма

Вскоре за мной пришёл конвой из двух боевых чародеев. Они принесли чистую одежду и ушат с водой, велев привести себя в порядок. А после они надели на меня сковывающие чары кандалы, сковав руки за спиной, и повели через тёмные коридоры катакомб. Я шёл впереди, а мои надзиратели, держа меня на прицеле жезлов Перуна, следовали сзади.

Особых действий для манёвра у меня не было, но я резко развернулся и ударил одному из чародеев головой в нос. Тот вскрикнул и пошатнулся, схватился за нос, из которого тут же хлынула кровь. Я было развернулся, чтобы ударить и второго, но тут же в ответ последовал разряд молнии в бок, свалив меня на землю.

Вполне ожидаемо. Но и не попытаться я не мог. Всегда существует шанс на удачу, пусть даже на минимальную. Хотя кого я обманываю, в данной ситуации никакого шанса у меня не было.

Меня вывели из темноты подземелья, в глаза тут же ударил яркий солнечный свет. И день сегодня был на редкость противный: солнечный, по-весеннему тёплый. Птички радостно щебечут, эхом откуда-то доносится весёлый гомон играющей детворы, где-то неподалёку раздался задорный женский смех и резко стих. Отличный день для жизни, но не для того чтобы умереть.

Меня засунули в специальный служебный гексаход, оснащённый кабиной с чародейской клетью. Внутри кабины не было окон и стояло кромешная тьма, двери запирались так плотно, что очень скоро я почувствовал, что дышать становится тяжело.

Ехали мы не больше десяти минут, но казалось будто целую вечность. И только по участившимся ухабам, какие бывают, когда едешь по брусчатой дороге, и по знакомым поворотам, я понял, что мы на центральной улице и подъезжаем к Великой площади солнцеворота.

Дверь кабины резко отворилась, в глаза снова больно ударил яркий свет, послышался шум гудящей толпы.

— Убийца! Убийцу императора привезли! Смерть предателю! — донеслись до меня выкрики с площади.

Затем меня грубо схватили под руки и вытащили из гексахода. Глаза начали привыкать к свету, и я увидел, что Григорий не солгал, когда говорил, что моя казнь вызвала ажиотаж.

Всё пространство от храма Сварога и до стен императорского дворца заполонила толпа. Казалось, сюда явились жители со всего Китежграда и соседних городов, даже на праздники я не помнил, чтобы эта площадь собирала столько народу. Да уж, теперь я настоящая знаменитость.

Неподалёку от эшафота возвышались деревянные трёхэтажные зрительские ложи, где уже восседала с важными надменными лицами знать. Сразу же увидел Олега и бабушку, остальных Гарванов не было. Олег, встретившись со мной взглядом, тут же отвёл глаза, а бабушка, лишь вскинула выше подбородок, вперив в меня строгий взгляд — по её выражению сложно было понять, что она думает, но я почему-то чувствовал, что за маской холодности она прячет боль. Всё что она себе позволила, лишь на доли секунды едва заметно поджать губы в печальной улыбке.

Увидел я и другие знакомые лица, например, Ольгу Вулпес. Лицо её перекосило от злости и горечи, когда она меня увидела, Ольга даже привстала, сжав кулаки, словно собиралась броситься сквозь толпу и поколотить меня. Представляю, как она сейчас меня ненавидит, узнав, что это я стал причиной смерти её родителей.

Были здесь и Григанские, эти наверняка решили, что моя смерть реабилитирует их в глазах окружающих. Одно дело строить козни против малолетнего княжича, и другое: противостоять убийце правителя, врагу и предателю народа славийского.

Среди присутствующих я не видел маму. Григорий обещал, что он будет присутствовать на казни, но в ложах знати её не было, хотя я лихорадочно выискивал её взглядом.

И вдруг я увидел её. Взгляд полный отчаянья и безысходности. Мама сидела рядом с императрицей в императорской ложе, её нарядили в богатое платье, убрали волосы в высокую причёску на столичный манер, сделали похожей на фарфоровую куклу, в которой было мало что от мамы. Большой живот был накрыт меховым пледом, и если не знать, что она носит ребёнка, можно вообще не догадаться, в каком она положении. И только цепь, прикрытая длинными рукавами платья с рюшами, указывала на то, что она в этой ложе пленница.

Внезапно мама скривилась, зажмурилась, как будто от сильной боли, подалась вперёд, меховой плед соскользнул на пол, а мама схватилась за живот. Я невольно ринулся вперёд, но конвоиры меня тут же остановили, ударив по коленям жезлом. Я рухнул на землю, но меня тут же поставили на ноги.

Я снова поднял взгляд на маму.

Она тяжело дышала, не открывая глаз. Анна Юрьевна бросила в её сторону взволнованный взгляд, но рядом сидевший Есений что-то ей быстро сказал, злобно оскалившись, и императрица с каменным побледневшим лицом отвернулась от матери.

Неужели у неё начались схватки? Неужели эти твари на самом деле дадут ей умереть сейчас? Но судя по безразличному, холодному лицу Григория, по скучающему взгляду Елизаветы, по паскудной усмешке Есения — они это сделают наверняка.

— Убийца! Выродок! Грязный ромал! Предатель! — кричали мне вслед из толпы.