Свет и тьма

Золотая трость, с которой раньше он ходил исключительно ради шпаги внутри, теперь ему и впрямь понадобилась. Григанский сильно хромал, опираясь на трость, но шёл на двух ногах. Видимо, он первым делом приобрёл артефакторский протез. Уже сейчас они такие, что сложно отличить от настоящей ноги, пока не увидишь шов. А сам медицинский артефакт, который вживляют прямо в культю, заставляет двигаться протез так же, как бы двигалась родная нога. Правда, к протезу нужно долго привыкать, да и не многие могут себе его позволить.

— Здравствуй, Ярослав, — мрачно приветствовал меня Родомир.

— Здравствуй, князь Григанский, — я был спокоен и доволен.

Про себя отметил, что Григанский ни капли не нервничает. Хотя толку нервничать, когда уже всё заведомо известно.

— Прежде чем войдём в это здание, — Родомир слегка поморщился, окинув брезгливым взглядом продолговатое здание следственного отдела, — я бы хотел кое-что обсудить на берегу.

Я вопросительно уставился на него, чувствуя подвох. Уж слишком он спокоен.

— Ты знаешь, чем закончится допрос, — продолжил Григанский, — я могу и сейчас тебе признаться в своей вине. Да, я так поступил. И я не собираюсь оправдываться. Я считаю, что сделал всё правильно, и мне плевать, что вы Гарваны об этом думаете. Но вот закон и общество, конечно же, не думают, как я. А вот здесь мне уже не плевать.

Родомир сделал паузу, явно подбирая слова. За всё это время он ни разу не взглянул на меня, смотрел куда-то вверх и в сторону, было видно, что то, что он говорил, ему было неприятно произносить вслух.

— Что ты хочешь? — довольно грубо поторопил его я.

— Я хочу договориться, — наконец, посмотрел он на меня.

— Мы не договоримся, — оскалился я и замотал головой. — Чтобы ты там не придумал, я заставлю тебя ответить по закону.

— Подожди, — скривился Родомир, — ты ведь даже не выслушал моё предложение.

Я тяжело вздохнул и с вопросительным недовольством уставился на него:

— Допроса всё равно не получится избежать.

— Это я понимаю, — спокойно кивнул Родомир. — Как и понимаю, чем это всё обернётся. Но я хочу предложить тебе сделку. Ты и твоя семья не станет распространяться о дуэли, не станете болтать о том, что произойдёт на допросе, и вы не станете оглашать вердикт судьи. Это останется в секрете. А я, — Родомир растянул рот в недовольной ухмылке, — а я вам за это щедро заплачу. В два раза больше, чем назначит суд.

Я уставил на него жёсткий взгляд.

— Предлагаешь оставить Глеба Быстрицкого козлом отпущения?

Видя, что мне эта идея категорически не нравится, Родомир торопливо добавил:

— Быстрицкие тоже получат компенсацию. Этого хватит покрыть все их долги, а также оплатить обучение Глеба.

— Какое обучение? После этого инцидента его даже в боевую академию не возьмут! Кому нужен ученик преступник? Зачем Славийской армии такой боец? Ты своим поступком запятнал его репутацию навеки. Неужели ты не понимаешь?

— Кому какое дело до репутации каких-то обнищавших графов? — надменно скривился Родомир. — Тебе вот какое дело, что с ним будет? Он тебя не слишком то жалел, когда я попросил притвориться тобой и сделать всё это. Я тебе предлагаю деньги, Ярослав. И немалые деньги. Насколько я знаю, дела у твоей семьи идут не очень хорошо, а после смерти отца наверняка и вовсе стало худо…

— Мы не нуждаемся в деньгах, — чеканя каждое слово, зло произнёс я.

Родомир такого ответа явно не ожидал и теперь в замешательстве смотрел, очевидно, придумывая, как бы меня переубедить. Но я решил сразу ему дать понять, чтобы даже не надеялся.

— Тебе придётся ответить по закону, Родомир, — категорично сказал я. — И тебе не избежать наказания. Идём!

Я уже было развернулся, намереваясь войти в здание, как Родомир вдруг заохал:

— Ой, что-то мне нехорошо! Сердце… сердце болит! Мне нужен врач!

Я резко развернулся. Родомир, довольно неуклюже опираясь на трость, сползал на землю, хватаясь за грудь и изображая припадок. Я прекрасно понимал ход его мыслей. Не удалось подкупить, значит нужно выиграть время — отложить допрос и придумать что-то другое. Не слишком разумный план. И это меня начало откровенно раздражать.

Я схватил его за грудки, рывком поднимая на ноги так, чтобы его мерзкое лицо было напротив.

— Мы не будем переносить допрос, хоть сдохни ты на нём, — сказал я. — Ты поклялся на роду выполнить условия. Так выполняй же! Или из-за своей сраной гордыни собираешься лишить силы весь свой род?

Григанский-старший застыл, в недоумении уставившись на меня. Я отпустил его, а он так и завис в полуприседе на трости. Он явно не ожидал, что я умею так жёстко говорить, и теперь смотрел с такой недоверчивостью, словно бы не верил, что я всерьёз произнёс это вслух.

— Или ты сейчас войдёшь сам, или я затащу тебя в комнату допроса силком, — с холодной угрозой сообщил я.

Григанский опасливо покосился на тетраход, видимо, раздумывая, сможет ли защитить его водитель от меня.

— Так что? Сам зайдёшь? — уже будничнее поинтересовался я, жестом приглашая его войти.

Григанский тяжело вздохнул, с трудом выпрямился, опираясь на трость и хромая, зашагал вперёд.