Свет мира

Но Оулавюру Каурасону Льоусвикингу вовсе не казалось удивительным, что дом уцелел, ибо он, сам только вчера чудесным образом исцелившийся от неизлечимой болезни, был твердо уверен, что боги, живущие в небесном дворце, имя которого высечено над этой дверью, оказывают особое покровительство исландской литературе и когда-нибудь в один прекрасный день еще освободят мир.

Гвюдмундур Гримссон Груннвикинг сидел в своем доме, окруженный стеной книг, его лицо с великолепным выпуклым лбом, густыми бровями, выдающимися скулами, орлиным носом и поджатыми губами возвышалось над грудами книг, оно внушало страх, казалось, будто это крутая, покрытая трещинами скала, нависшая нал берегом самого дальнего северного моря, превратилась вдруг в человеческое лицо. Его книги были очень древние, одни в деревянных обтянутых кожей переплетах с медными застежками, другие в переплетах из дубленой кожи, перевязанные узенькими сыромятными ремешками или сухожилиями, множество книг было заперто в сундуках, обитых тюленьей кожей. Когда гости попросили разрешения взглянуть на его книги, хозяин ответил, что никому не разрешается глядеть на его книги, что это значит — «взглянуть на них»? В них хранятся многие века исландской истории, целая человеческая жизнь, не менее восьми десятков лет, пошла на то, чтобы вжиться в литературу Исландии лишь затем, чтобы убедиться, как мало можно ее узнать, не говоря уж о том, чтобы понять.

Поскольку хозяин не пожелал допустить их к книгам. Реймар спросил, не покажет ли он им золотую монету, полученную им из-за границы, и не расскажет ли ее историю.

Хозяин сказал, что им написано двести тридцать книг. Здесь, на родине, его никогда не ценили, во-первых, потому, что он всегда был противником современной культуры, и, во-вторых, потому, что он за всю жизнь не написал ни одного слова ради того, чтобы завоевать популярность, писал лишь для собственного удовольствия и для того, чтобы спасти от забвения некоторые плоды ученой мудрости и кое-какие поэтические сочинения. Но однажды шутки ради он составил описание гасконского языка, на котором говорили в Пиринеях двести лет тому назад, он написал эту книгу, используя записи, оставленные одним старым пастором, у которого в доме целую зиму жили гасконцы, потерпевшие кораблекрушение, это было не в прошлом, а еще в позапрошлом столетии. Окружной судья купил у него эту книгу и переслал ее в Копенгаген, откуда она, в свою очередь, была послана во Францию и там уже напечатана; какой-то всемирно известный ученый написал о ней докторскую диссертацию, а Французская академия наук наградила Гвюдмундура Гримссона Груннвикинга почетной золотой медалью. Так он, работая в свободное время ради удовольствия и даже не думая о награде, спас ценности чужой страны. Он расстегнул кожаную куртку, засунул руку за пазуху и вытащил медаль. На одной стороне медали была изображена богиня мудрости Минерва, в которую верят во Франции, а на другой — надпись по-латыни. Оулавюр Каурасон часто слышал разговоры о золоте, он мечтал о нем и даже упоминал о нем в своих стихах, но увидел он золото в первый раз. Блеск золота блаженно ослепил его, загипнотизировал своей тайной, лишил дара слова, он никогда не подозревал, что золото так красиво, ему хотелось, чтобы эта минута длилась вечно. Но она кончилась. Старик снова спрятал медаль на груди, так и не дав никому к ней прикоснуться, и посиневшими пальцами застегнул куртку. Юноше казалось, что старик с каждой минутой становится выше ростом.

Гвюдмундур Гримссон Груннвикинг достиг уже того возраста, когда знакомство с новыми людьми больше ничего не давало ему, он уже давным-давно устал беседовать с новыми людьми о своих книгах, эти люди были всего лишь повторением тысячи других людей, которых он знал прежде, и почти все они говорили одно и то же о книгах, составлявших его жизнь вот уж тысячу лет. Вполне возможно, что в молодости он был самым человечным из всех людей, скорей всего так и было, и никто не мог знать, каких друзей он вспоминает, когда по ночам у него капает вода с потолка, капля за каплей, капля за каплей. Он уже давным-давно перестал быть человеком, он был голосом столетий, писателем, которого никакие угрозы стихии не могли заставить отложить книгу и перо, его величественное лицо было лицом самой непобедимой Исландии. И в эту минуту Оулавюр Каурасон понял, что счастье увидеть это лицо — заслуженная награда за все его страдания. Недуги тела и души, голод, побои, клевета, наговоры, непонимание, ложь, предательство — все это суета.

Когда гости снова очутились под открытым небом, юноша был так слаб и так дрожал, что скальду Реймару показалось, будто он опять заболел. Но он не заболел, просто он увидел величайшего мастера и мудреца, какой только жил когда-либо в северных странах.

— Теперь мы оставим наших кляч там, где я их взял. — сказал Реймар, — и на лодке поплывем в Свидинсвик.