Свет мира

— Но ведь я могу стоять на ногах, — уверял юноша срывающимся от волнения голосом, чуть не плача, а старуха смотрела, как он стоит, и, очевидно, отказывалась верить собственным глазам.

— Да, — сказала она, — я перестаю понимать приходский совет. И вообще людей.

— Но я тут ни при чем, — виновато заметил юноша. — Никто не лежит в постели дольше, чем того хочет Создатель.

С минуту старуха безнадежно смотрела на стоявшего юношу, а потом занялась плитой.

— Вот уже три дня, как моего самого дорогого бедняжку унесли с той кровати, на которой ты спал в эту ночь, — сказала она нараспев жалобным голосом, похожим на свист ветра в сушильне для рыбы. — По правде говоря, с ним было много хлопот. Неудивительно, что я молила Господа послать мне вместо него бедняжку полегче, ну хотя бы такого, как мой благословенный язычник, а еще лучше такого, который пережил бы меня, а то уж сил моих нет смотреть, как они умирают один за другим. Так приходский совет взял да и прислал мне совершенно здорового человека.

— Но приходский совет ни в чем не виноват, — сказал юноша, готовый без устали защищать всех невиновных или несправедливо обиженных. Однако это не помогло, слова и извинения не действовали, старуха не желала прощать приходский совет, зато она попыталась мужественно отнестись к тому, что произошло.

— Я не жалуюсь, — сказала она. — Мои дети, которых Господь послал мне, здесь, со мной, что ж поделаешь, если теперь приходский совет прислал мне здорового человека. Все, кто страдает, мои дети. Мне всегда везло.

— Весь этот поселок принадлежит мне, — внезапно заявил старик и сердито погрозил левым кулаком.

— Конечно, милый Гисли, это твой поселок, — ласково сказала старуха и объяснила юноше: — Это старый Гисли, он крупный землевладелец.

— И весь тот луг на склоне принадлежит ему? — спросил юноша.

— Мы с государственным советником ровесники, — заявил крупный землевладелец Гисли. — Это мой луг там на склоне.

— Конечно, милый Гисли, — подтвердила старуха. — И тот луг тоже. Почему у тебя не может быть столько же земли, сколько у любого другого в этой местности, раз уж тут в поселке больше никому ничего не принадлежит?

— Как «никому ничего не принадлежит»? — удивился скальд.

— Да так, никому ничего. Здесь больше невозможно жить. Все пропало, когда государственный советник уехал отсюда. Товарищество по Экономическому Возрождению — это смерть.

Чем дольше они беседовали, тем больше возникало неясностей.

— Прости, что я тебя расспрашиваю, видишь ли, я так долго был прикован к постели, хотя теперь я, конечно, совершенно здоров, и мне так мало рассказывали, что я ничего не понимаю. Кто это — государственный советник? И почему он уехал? И что такое Товарищество по Экономическому Возрождению? И какая между ними разница?

— Разница? — переспросила старуха, удивляясь такой неосведомленности. — Разница между ними такая же, как между велюровой шляпой и лысиной. Что такое Товарищество по Экономическому Возрождению? Так это ж Пьетур Три Лошади, и этим все сказано. Государственный советник — вот это был человек, настоящий человек. Он был для нас все равно что Господь Бог, при нем никто не сидел на хлебе и воде, при нем в поселке было много молодых, веселых и дельных людей, еду, работу и кров он давал всем, он и деньги чеканил сам, при нем у всех денег было достаточно. Однажды к нам в поселок привезли даже мед. И самые счастливые, наверное, те, кто утонул на его судах, во всяком случае, они гораздо счастливее тех, кто остался в живых. Ты спрашиваешь, почему государственный советник уехал? Государственный советник уехал потому, что уже достаточно разбогател, это любому понятно, ведь у него ни перед кем в поселке не было никаких обязательств, а рыба ушла отсюда еще раньше. И какое имеет значение, где сейчас находится государственный советник, Бог его не оставит и вознаградит — так же, как он простит меня.

— Не думаю, что утонуть — такое уж большое счастье, — поразмыслив, сказал юноша.

— Я не желаю, чтобы на моих шхунах были крысы, — заявил крупный землевладелец Гисли.

Старуха назвала скальда бестолковым и продолжала твердить свое.