Свет мой, зеркальце…

Косой удар в спину едва не сбил его с ног, швырнул вперед, не позволив развернуться. Спотыкаясь, хватая ртом загустевший воздух — рыба, выброшенная на берег! — и хрипя от катастрофического недостатка кислорода, Ямщик побежал дальше. Бог знает по какой причине, но от капель — те были едва ли не тяжелей свинца из-за содержащихся в них микроотражений — одежда худо-бедно спасала. Потом останутся синяки, но это пустяк, главное, двигаться, продолжать бег, не упасть под градом тычков и толчков. Падение — смерть, конец, финиш. Трясущимися руками он натянул на голову капюшон куртки. Пока не хлынуло, пока кругом не растеклись предательские лужи, у него есть шанс.

Парикмахерский салон!

Небесный пулеметчик сменил ствол. Водяные пули замелькали чаще, косые следы пустотелыми вакуумными каналами соединили небо с землей. Воздух стал еще плотнее, хотя казалось, что плотнее некуда; дышать им было мучительно, в легких сперва начал тлеть, а там и вовсю разгорелся буйный костер. Каналы гасли с ленивой задержкой, за это время успевали возникнуть десятки новых. Еще удар, еще! — по плечам, по спине, по затылку; к счастью, вскользь. От болезненного пинка в правую голень Ямщик вскрикнул, захромал, стараясь не сбавлять темп. Спецназ, подумал он, не зная, льстит себе или насмехается. Я — спецназовец в бронежилете под обстрелом банды террористов. Нет, я спецназовец с ограниченными возможностями. Настоящий может хотя бы отстреливаться, а что могу я? Бежать, всего лишь бежать, вжимая голову в плечи и подволакивая ногу.

Стены домов рассекли стеклистые трещины. Мир подернулся рябью. Разверзлись хляби небесные, до армагеддона, сравнимого с дождем огненным, что обрушил Господь на Содом и Гоморру, оставались считаные секунды.

Взорвалась бордовая «Skoda Octavia», припаркованная между двумя аптеками-конкурентами. Следом рванул серебристый «Nissan Almera» — прямо на ходу, не дотянув самую малость до «зебры» перекрестка. В клочья разлетелся мотоцикл вместе с седоком, одетым в новенький, с иголочки, пижонский камуфляж. Капли дождя, коварные носители отражений, расшибались о тротуары, проезжую часть, карнизы домов, и вместе с ними, словно от бомбежки, уничтожались фрагменты реальности зазеркалья — чтобы тут же восстановиться, обрести плотность и объем за счет иных отражений. Вернулась на прежнее место «Skoda Octavia», сверкнула лаковым крылом; рискованно ложась на вираже на бок, завернул за угол мотоцикл; «Nissan Almera», как ни в чем не бывало, встал на переходе, пропуская горластую стайку младшеклассников.

Две школьницы сразу подорвались — впору было поверить, что они бегут по минному полю! — и расхристанными лохмотьями, обрывками, лоскутами недавних детей скатились вниз по ступеням, ведущим под землю, к станции метро.

Подворотня со входом в «Beauty» была уже рядом, когда впереди, у бордюра, растеклась, будь она проклята, первая лужа. По луже веером прошлась пулеметная очередь, и пространство взорвалось. Тысячи отражений капель в луже, друг в друге, в разлетающихся брызгах, в стеклах окон, витрин и рекламных щитов; наложения, пересечения — они разносили зазеркалье вдребезги, расшвыривали блестящие осколки, режущие мир в кровь. Город завязывался морскими узлами, вздымался вихрями торнадо, рушился сам в себя, восставал и хаотично пучился раковой опухолью, распространяя во все стороны убийственные метастазы. А дождь с жадностью изголодавшегося пса, дорвавшегося до кормушки, поглощал всё новые фрагменты окружающей реальности, играя с ними, как ребенок играет с жуком, отрывая бедняге лапки.

Воздух превратился в стеклянное крошево. Крик стал кляпом, застрял в глотке, и взрывная волна улицы, в приступе рвоты вывернувшейся наизнанку, отшвырнула Ямщика прочь, к спасительной подворотне. На карачках, с натужными всхлипами выдирая ладони из липкого желе, в которое превратился асфальт, Ямщик по-собачьи рванул ко входу в салон. Подворотня ходила ходуном — семь баллов по шкале Рихтера! Стены ожили и содрогались в конвульсиях. Бледными молниями вспыхивали и гасли следы трассирующих брызг.

Ступеньки. Протяни руку…

Подворотню качнуло, и Ямщик едва не протянул ноги. Боком его с размаху приложило о стену, и та промялась сырой глиной, едва не поглотив беглеца. В последний миг, рыча от боли в крепко ушибленных, а может, сломанных ребрах, он успел вцепиться в неожиданно реальный край крыльца — и, срывая ногти, буквально выволок себя наружу из ненасытной стенной утробы. За спиной чавкало, хлюпало, охало. В хлам расшибая колени, Ямщик вскарабкался по ступенькам, дотянулся до ручки двери и ввалился в спасительный холл парикмахерской.

…Рай.

Прямые линии, ровные плоскости. Восхитительная фактура стен. Надежная незыблемость геометрических форм. Воздух! Воздух, которым можно дышать, а не давиться, боясь, что выдох обернется фонтаном крови. Ароматы парфюмов: знакомый до последней нотки букет. Твердый — твердый! — линолеум пола. В холле горит свет: настоящий, не зазеркальная издевка.