Свет мой, зеркальце…

— …горячий шепот, ни банданы, обжигает, ни «гогглов», жар дыхания, брызги в лицо, толпа подземных гоблинов, солнце в глаза, из адского барона выпадают два артефакта, байдарку несет к порогам, Натуся уже готова, пара мощных гребков, мягкое под рукой, куда ставить «галочку»?! Танька оглушительно визжит, блин, это просто караул, flamewall, дура, маньячка…

Я, я, я, ja-ja, natürlich, все смешалось в доме Облонских, смешались в кучу кони-люди, не разобрать, где кто, не отделить друг от друга, танцоров от Ямщика, Ямщика от Арлекина, Арлекина от карликов: пляшет взвод, рота, легион, ухмыляются, подмигивают, дымят ядрёными папиросками, никакая свистопляска их не берет, никакая дискотека, сам чёрт их не берет, крутится-вертится шар голубой, шарф голубой, Сартр голубой; лазерные лучи карликам по барабану, по драм-машине, одного лазером полоснуло — пополам! — был один, стало двое, мельче прежнего, пляшут, ломают нижний брейк, куролесят по полу — кыш! — под ноги подкатились, есть в футболе такой прием — подкат…

Ямщика подсекло — так опытный рыбак подсекает мощную рыбину. Танцпол встал дыбом, и Ямщик, кубарем пролетев добрую треть зала, вывалился в распахнутую дверь.

…And you run
'Cause life is too short!

…коридор. Столы, стулья.

В столовой умирал звуковой шторм. Выдохшись, опадала хлопьями световая вьюга. Замер без движения чешуйчатый шар под потолком. И в разуме Ямщика замедлял вращение, рассасывался, таял вихрь судеб и чаяний, переживаний и страхов, настоящего, прошлого, будущего. Он не знал, сколько времени пролежал возле штабеля столов, собирая себя по кусочкам: не человек — паззл, мозаика, разбитое зеркало. Наверное, целую вечность. Когда вечность подошла к концу, он встал и, отчаянно хромая на обе ноги, цепляясь за перила, выскальзывающие из-под пальцев, спустился по пустующей лестнице на этаж ниже. Дальше свет не горел, а искать выключатель не осталось никаких сил. Значит, по второму этажу (и я бегу), в холл, и оттуда (потому что) — в заветную нору (жизнь слишком коротка), подальше от дискотеки…

Арлекин?!

Кот выбрался, удрал из столовой, с ним все будет хорошо. Зинка внизу, в холле, заберем ее по дороге, успокоим… Ямщика шатало из стороны в сторону. Слева — стена, справа — гибельная топь, зыбучие полы̀, и надо пройти по краю, по карнизу над бездной, а тебя, Ямщичок, качает, как после ноль седьмой водки без закуски, в коленки дроби насыпали, и мозги набекрень… Кто ты? Где ты? Ага, стоѝшь. Думал, что идешь, ан нет, стоишь. На чем ты стоишь? На узенькой полоске света из директорской приемной. Что у тебя впереди? Еще три четверти коридора. Нет, чувак, не дойдешь. Кубик приемной манил пряничным домиком, сказочной избушкой в чаще зимнего леса — вот, и окошко светится, и плевать, кто там живет, баба Яга или добрый доктор Фракенштейн…

Дверь сдалась без боя, открылась настежь. Не вписавшись в проем, Ямщик больно ударился плечом о косяк — выругался бы, да сил нет! — ввалился в приемную и, чувствуя спиной восхитительную надежность стены у входа, грудой хлама сполз на пол.

— Ну ты и сволочь! — с чувством объявил он.

Арлекин зевнул. Развалившись на синтетическом ковре, кот с завидным аппетитом наворачивал творог из блюдца: видимо, успокаивал нервы, потрепанные дискотечным адом. Творог, без сомнения, был реальный, не дубликат, и Арлекин, соответственно, тоже — по крайней мере, в настоящий момент. Они обе его видят, уверился Ямщик. И Капитолина, и секретарша. Лицейский фан-клуб рыжего паяца оказался шире, чем предполагалось.

— Я тут, понимаешь, грудью на амбразуру…

— Мяу, — согласился Арлекин.

Все правильно, услышал Ямщик. Спасать меня — твоя прямая обязанность. Спас? Молодец. Теперь можешь полюбоваться, как я ем. Молния, вспомнил Ямщик. Молния цвета бешеной лисы, зеркальный лабиринт в торговом центре, скрежет металлических колец, мах занавески, на которой повис кот…

— Ладно, сквитались. Понял, шут гороховый?

Второй зевок был ему ответом. Ты мне по жизни должен, услышал Ямщик. Как высшему существу, а вовсе не из-за какой-то драной занавески.

— …а это в августе, в дельфинарии…

Капитолина вместе со стулом перебралась в торец стола. Развернув монитор так, чтобы видно было обеим, секретарша делилась с вахтершей фотографиями.

— Златка плавала с дельфином. Я сперва боялась, но Витюша сказал: пускай. Домой идем, а Златка мне: «Мама, это как плавать с инопланетянином…»