Свет на исходе дня

– Если тебя будут брать, пусть у меня, – сказала она, крепко обнимая его.

Варвара уже знала, в чем дело, ей рассказали деревенские, бывшие на танцах. Выслушав, она обессиленно села на лавку, не кричала, не плакала, окаменела и сидела, как неживая.

Сима долго и неподвижно смотрела в гаснущую печь. Пламя увяло, Сима оглянулась.

– Мы-ы-тя… – произнесла она с большим трудом.

Ей никто не ответил. Твердая, отчетливая тишина стояла в доме.

– Мы-ы-тя… – повторила она, и звук остался в тишине, как брошенный и вдруг повисший в пустоте предмет.

Варвара сидела, не двигаясь, и невидяще смотрела перед собой.

Сима встала и побрела к двери. Ее никто не удерживал. Она вышла за ворота, прошла несколько шагов вдоль забора и вошла в соседний двор. Босыми ногами она бесшумно поднялась на крыльцо и неслышно вошла в сени.

Вся соседская семья мирно сидела за столом под красным абажуром, когда вдруг распахнулась дверь, на пороге возникло и столбом застыло длинное пальто.

– Мы-ы-тя! – натужно прокричала Сима, как будто бросила в избу кирпич.

Все вздрогнули, а дети сжались и вцепились в стол.

– Фу ты, черт! – выругался хозяин. – Носит же образину! Нет твоего Мити, вали отсюда!

Сима повернулась и бесшумно исчезла в темноте.

Она прошла всю деревню, и дорога, как поводырь, ввела ее в лес.

Не было видно ни зги. В кромешной темноте она бесшумно брела лесом, и даже крепкий мужик, натолкнись сейчас на нее, мог бы пропасть от разрыва сердца.

Ни огонька, ни звука не было на этой дороге. Где-то железом гремела жизнь, не зная ни дня, ни ночи, здесь же даже смельчаку и сорвиголове бывала тревожна эта дорога в одиночку, но Сима не понимала страха – в лесу она была одним из его деревьев.

Выселки уже спали. Дарья и Митя в чутком ожидании лежали на кровати, прислушиваясь к шорохам. Они вместе услышали, как снаружи кто-то тронул и потянул дверь, и напряглись.

– Пришли, – замерев, прошептал Митя.

Был он сейчас маленьким робким мальчиком и ждал от Дарьи защиты.

Дарья поцеловала его и прошептала:

– Не бойся, я пойду с тобой, – она встала, оттянула щеколду и сказала. – Входите.

Но никого не было. Потом дверь медленно отворилась, со двора потянуло ночной свежестью, и на пороге возникла темная, неясная фигура. Дарья зажгла свет. В дверном проеме стояла и слепо щурилась Сима.

– Мы-ы-тя! – промычала она радостно.

Это было так неожиданно, что до первых слов прошло много времени.

– Как она нашла? – спросил Митя.

– Она была тогда здесь, – ответила Дарья. – С матерью…

– Никто не знает, что я здесь. Откуда она узнала?

– Спроси, приходили за тобой?

– Она не ответит. Она ничего не понимает.

– Сима, – громко и раздельно сказала Дарья, – за Митей приходили? Кто-нибудь домой приходил?

– Мы-ы-тя… – улыбаясь, промычала Сима.

– Сима, слушай… Я спрашиваю: за Митей приходили?! К вам, к вам домой! – еще громче и медленнее спросила Дарья.

Но Сима продолжала тупо улыбаться и повторила:

– Мы-ы-тя…

Дарья покачала головой.

– От нее ничего не добьешься.

– Она такая с рождения.

– Как только она нашла? – задумчиво спросила Дарья, внимательно глядя на Симу, на ее босые ноги. – Что-то она чувствует, мы не понимаем. Старухи раньше говорили: убогие – божьи люди.

Они смотрели на нее, догадываясь, что кроется во всем этом какая-то загадка, которую им не раскрыть. Было ли у нее некое тайное чутье, неведомое прочим людям, или еще что – узнать они не могли.

Неожиданно Сима опустилась на пол перед кроватью, прикрыла ноги полами пальто, как делала это дома, и уставилась на Митю. Дарья присела у стола. Долгая тишина установилась в горнице.

– Что будем делать? – спросила Дарья, когда сидеть уже было невмоготу.

– Не знаю, – ответил Митя.

– Придется идти домой, мать, наверное, с ума сходит, – медленно произнесла Дарья. Он посмотрел на нее. – Вместе пойдем, – добавила она.

Варвара неподвижно сидела на прежнем месте. Она не удивилась, увидев Дарью, ничего не сказала, только заплакала, оттаивая.

Они сидели все вместе и ждали, как на вокзале. Только к утру их сморила тяжелая дрема.

Проснувшись, они удивились, что находятся здесь все вместе, но вспомнили причину и удивились, что никто не пришел.

Митю не взяли. Обошлось. Нож скользнул краем под рубаху и не вошел, лезвием рассек кожу на боку; парень не заявил, в деревне поговорили и умолкли.

Митя вскоре отправился в ту деревню, разыскал парня, и они вместе напились в старой бане за огородом, а потом вышли в обнимку и, поддерживая друг друга, нетвердо побрели по улице, горланя песню.

Ночевал Митя теперь всегда дома. И не потому, что его не оставляли на ночь или он сам не хотел. Если он долго не возвращался, Сима поднималась с полу и уходила из избы. Она неслышно брела в темноте, подходила к чужому дому и молча садилась на крыльцо. Никто не понимал, как она узнает, что Митя здесь. Но Сима ни разу не ошиблась.

Подойдя к дому, она не стучала в дверь, не звала Митю – просто садилась на крыльцо и ждала. Как ни хоронился Митя, она всегда находила дом, в котором он был, и молча стерегла его под дверьми, могла прождать ночь.

И Митя не выдерживал, выходил и, ругаясь, шел домой.