Читаем Свет на вулкане полностью

— Трюмов? — изумился Ковынев. — Лучший сейнер приказали от путины оторвать. Ладно! Смотри. Твори. Выдумывай. Пробуй. Только, товарищ Сергеева, одна просьба к тебе: тебе, конечно, интересно в аспирантуру попасть; твоим руководителям — докторов наук получить. А у меня интерес — дать заводу сырье, план выполнять. У меня путина! Так что ты не очень морочь мне голову, тут и без тебя… Командировку отметит секретарь, в комнате напротив.

— Я рассчитываю только на себя.

— Ну и слава богу! «Космонавт» придет завтра. К часу явишься прямо на борт. А я их предупрежу.

— Петр Степаныч, вас «Дракон» добивается, — сказал радист, снимая наушники.

— До свидания, — сказала Ирина.

— Привет… Понял вас, «Дракон», понял! Рветесь на первое место! Премию хотите! — Уже выйдя в коридор, она слышала сердитый голос Ковынева: — А должна быть рыбацкая морская этика или не должна? Кулацкая у вас психология…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мая была бы потрясена, если б узнала, что Ирина считает себя глубоко несчастным человеком.

Ирина с горечью подумала об этом, когда, сходя с крыльца штаба экспедиции, увидела пустынную дорогу назад, дрожащие первые огни в бухте.

Она тихо шла по острову, отделенному сотнями километров воды от Владивостока. Сколько же почти космических пространств отделяло остров от Москвы, от улицы Огарева, где вот сейчас начиналось голубиное утро. И в пятиэтажном доме просыпались ее отец и мама, готовили завтрак. И в открытое окно не по радио, а непосредственно с Красной площади — через Манеж и улицу Белинского — каждые четверть часа долетали удары курантов.

Ирина с магической ясностью представила заботливое мамино лицо: «А как там сейчас моя доченька?»

Захотелось курить. Несколько пачек «Лайки», взятых с собой для таких вот минут, лежали в общежитии, в чемодане.

И есть захотелось чертовски.

Навстречу по деревянному щелястому тротуару топали, как на параде, двое солдат с карабинами.

— Не скажете, где тут у вас можно поужинать?

Солдаты остановились, оглядели ее с ног до головы.

— Пройдете двести метров, слева будет столовая, — сказал один.

— Спасибо.

— Стойте! Что за труба? — подозрительно спросил другой, указывая на длинный футляр с чертежами.

— До генерала дослужитесь, — усмехнулась Ирина. — Засекаю атомные подводные лодки. Ясно?

Солдаты молчали.

Ирина повернулась и пошла дальше, с интересом прислушиваясь, застучат за ней сапоги пограничников или нет. Было тихо.

Вскоре на одном из приземистых домов она разглядела надпись: «Столовая». В окнах было черно. Ирина перешла дорогу, потрогала ржавый замок на дверях…

Ни у нее, ни у Майки ничего съедобного в чемоданах уже не оставалось, и если Мая не проявила инициативы, то не придется есть до завтрашнего утра. Наверно, так и будет, потому что Майка все-таки раздражающе наивна и бесхозяйственна при всех своих прочих отличных качествах. Хорошо хоть, разберет чемоданы и можно будет прийти и нормально лечь, а не заниматься раскладыванием вещей.

Быстро темнело.

Ирина невольно ускорила шаг. Она думала о том, как повезло с Майкой. Хорошо в незнакомом месте быть с человеком, который тебя знает, знает твой дом, каков он ни есть, и ждет, волнуясь, когда же ты наконец вернешься. И ты тоже заботишься об этом человеке. Это и есть дружба, которая сильнее всего. Хотя Майка еще маленькая. Не все понимает. О Майке надо заботиться, оберегать ее. И это чудесно. От этого забываешь о себе.

Деревянный мостик через ручей как бы светился в сумерках. У перил виднелась чья-то невысокая фигура, вздыхал огонек папироски.

— Не скажете, далеко еще до общежития? — на всякий случай спросила Ирина у огонька и испугалась, потому что только сейчас увидела, что это — мальчик.

— Иди прямо, увидишь — конь белый пасется, вертай налево, а после вверх на сопку…

— Где я тебя видела? — спросила Ирина и тут же вспомнила.

— Я тебя тоже. Днем к мамке моей приходили кровати отбирать.

— Правильно. Что ж ты тут куришь?

— Остываю, — странно ответил мальчик, перегибая через перила нечесаную белокурую голову.

— Тебя как зовут?

— Васькой. А тебя?

— Ириной… Вася, кстати, послушай, у тебя найдется еще одна папироска?

Мальчик нехотя вынул из кармана расстегнутой телогрейки мятую пачку, протянул:

— Только с отдачей.

— Хорошо, — согласилась Ирина, ухватив пальцами папироску-гвоздик. — Спички давай!

Васька чиркнул спичкой о коробок, поднес огонь, чуть не опалив Ирине подбородок. Закурили.

— А вот скажи, — проговорил Васька, снова перегибая голову через перила, — если окурок вниз кинуть — куда поплывет?

— По течению ручья, в бухту, в океан.

— А ну кинь! — сказал Васька. — Я тебе другой дам.

Ирина послушно бросила папироску через перила в воду. Окурок развернулся и светящейся лодочкой неожиданно поплыл вверх по течению.

— Ни хрена не знаешь! — со злорадством сказал Васька. — Вся вода обратно повернулась, с океана прилив идет!

— Ну конечно! Я просто забыла.

— Ладно врать! Скажи уж: не знала. Я тоже не знал. У нас в Глинке такого нет.

— Где это?

— Отсюда не увидишь! В Брянской области. Ну ладно… Ты иди. А я еще постою.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия / Детская литература / Проза для детей
В тылу врага
В тылу врага

Повесть посвящена последнему периоду Великой Отечественной войны, когда Советская Армия освобождала польскую землю.В центре повествования — образ Генрика Мерецкого. Молодой поляк-антифашист с первых дней войны храбро сражался против оккупантов в рядах партизанских отрядов, а затем стал советским воином — разведчиком. Возглавляемая им группа была заброшена в тыл врага, где успешно выполняло задания командования 3-го Белорусского фронта.На фоне описываемых событий автор убедительно показывает, как в годы войны с гитлеровскими захватчиками рождалось и крепло братство по оружию советского и польского народов.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Омельянович , Александр Омильянович , Марк Моисеевич Эгарт , Павел Васильевич Гусев , Павел Николаевич Асс , Прасковья Герасимовна Дидык

Фантастика / Приключения / Проза для детей / Проза / Проза о войне / Самиздат, сетевая литература / Военная проза / Прочая документальная литература / Документальное