Свет на вулкане

— А вы знаете, что это ушел Городецкий? Ушел на «Дракон». — Капитан бросил дневник в ящик стола. — Я говорил вам, что это один из наших лучших… Завод без рыбы, а мы неделю без дела. Люди не зарабатывают. Как бы еще кто не сбежал.

Ирина пожала плечами.

— Ну, добро. — Капитан встал, надел фуражку. — А вы размещайтесь в каюте, где жил Городецкий… Ирина, у вас все готово? Как прибудет Ковынев, сразу отход. Ко мне вопросы есть?

— Все готово, — ответила Ирина и вспомнила, что кормовой электрод еще не подсоединен к кабелю. — Вопрос только один. Говорите, погода меняется? А что, если этой ночью вообще не найдем сайры?

— А это уже Ковыневу решать, — ответил капитан. — Мы как таксисты: куда скажут, туда и едем. Мы люди маленькие.

— Но это ж, Палыч, не от меня зависит, найдем в океане сайру или нет.

Но капитан, добрейший Палыч, уже весь являл собой отвратительную маску так называемого маленького человека, и говорить с ним дальше было бесполезно.

Ирина проводила Владимира Константиновича в каюту, потом поднялась на палубу и пошла на корму, чтобы успеть до прихода Ковынева подсоединить электрод.

Пожилой рыбак с бородой дореволюционного крестьянина чинил деревянной иглой развешанную вдоль всего борта сеть.

— Ну как, дочка? Сегодня попытаем?

— Попытаем, Алексеич, — невесело улыбнулась Ирина и вдруг увидела вдалеке на пирсе Маю.

— Майка! — обрадовалась Ирина и поспешила к сходням, удивляясь, что подруга неподвижно стоит на месте. — Майка! Где ж тебя носит все время?! Иди сюда сейчас же!

Майка! Вот кто ей был нужен. Ее родное лицо, почему-то такое напряженное, кажущееся сегодня особенно печальным.

— Майка! Здравствуй, черт! Ты что так похудела? На тебе можно белье стирать — одни ребра, наверно, торчат. Как ты питаешься? Что нового? Чего молчишь?

Но Мая отступила на шаг и медленно начала говорить:

— Я здесь уже три часа. Я пришла сюда, чтоб увидеть тебя. Одну. И вот я вижу тебя. За эти дни я стала другой.

— Что это ты мелешь, Майка?

— Нет прежней Майки! И не смей говорить ему, что я приходила!

— Маечка!

— Не перебивай! Слушай. Мне важно, понимаешь, очень важно узнать только одно: вы действительно полюбили друг друга?

— Маечка, родная, я тебе сейчас все объясню.

— Не надо. Мне важно только одно: да или нет. Отвечай: да или нет?

— Нет. Конечно, нет, Маечка. Я его не люблю.

Лицо Маи исказилось от боли.

— Значит, вы просто так. Любви, значит, не существует… А зачем ты тогда живешь на свете?! Отвечай!

— Маечка, что ты городишь? Пошли сейчас же ко мне, в каюту. Я тебе все, все расскажу. Ну ты и чудачка! Идем, идем сейчас же!

— Нет, — Мая вырвалась из ее рук, — туда к вам я не пойду! Вы и так надо мной достаточно посмеялись. Смейтесь еще!

— Маечка, родная, но должна же я тебе объяснить!

— Нет, — Мая покачала головой, — ты уже все объяснила. Все.

Краем глаза Ирина увидела, что с берега с плащом через руку приближается Ковынев. Времени оставалось совсем мало.

— Майка, Георгий не тот человек. Не наш с тобой. Понимаешь? Да, я ходила с ним ловить кумжу. Захотела пойти и пошла. И запомни: у меня с ним ничего не было. Можешь верить, можешь не верить… Здравствуйте, товарищ Ковынев.

— Здорово, здорово… — Ковынев кивнул Ирине и прошагал дальше, к «Космонавту», потом остановился, обернулся, узнал Маю, громко спросил: — А, свежий глаз, какие еще недостатки?

Мая вспыхнула, хотела что-то крикнуть, но глаза ее налились слезами, и она шепотом спросила:

— Что вы меня все травите? Что я вам сделала?..

У Ирины сжалось сердце.

— Маечка…

— Нет больше Маечки, — снова сказала она, повернулась и побрела по пустынному пирсу к берегу.

— Ну что, инженер? Время не ждет! Пошли подводить итоги, — окликнул Ковынев.

— Иду. — Ирина пошла к «Космонавту» и со сходней еще раз оглянулась на одинокую фигурку в синей курточке с откинутым на спину капюшоном.

— А все же что-то в ней есть, — задумчиво сказал Ковынев, тоже оглянувшись вслед уходящей Мае. — Ничего. Обломается — человеком будет.

«Ой, не надо, чтоб обламывалась. Дай бог, чтоб все были такие», — чуть было не сказала ему Ирина, но вовремя промолчала. Сейчас особенно опасно было портить отношения с начальством.

— Разрешите показать, как переоборудован сейнер?

— Не… — отозвался Ковынев, брезгливо переступая змеящийся по палубе кабель. — Все эти твои электроды да штучки-дрючки — еще не рыба. Вот будет рыба — тогда поглядим. У меня завод останавливается. Нет рыбы. Рыбы нет. Понимаешь такое дело?

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь. — Ковынев увидел капитана, торопливо вышедшего навстречу в парадной форме, и улыбнулся: — Здорово! Чем угощаешь, Палыч?

— С прибытием! Обычный обед. Достали с «жирафа» ящик чешского пива. Есть креветки.

— А говоришь, обычный! — Ковынев бодро шагнул к двери, ведущей в надстройку, и вдруг остановился, увидев сохнущую на борту сеть. — Это что такое?

— Сеть-матушка, — ответил вместо — Палыча Алексеич.

— Зачем она вам?

— Записана за судном, товарищ Ковынев, — вмешался капитан.

— Немедленно вынести на берег! Обещали ловить без сети, так вот, чтоб никакой сети на борту не было!