Мара даже дала себя погладить, чтобы убедиться, что помойная человеческая самка ничем не больна. Теперь кошка внимательно наблюдала за происходящим, готовая кинуться в бой при первых признаках опасности, грозящей ее другу.
— Посмотри, как кошка глазами сверкает, — сказала Ирина.
— Ира, тебе бы понравилось, если бы тебя называли не по имени, а просто «теткой»? — осадил ее Максим. — Вот и Мару не называй. Она девушка умная, все понимает, только не говорит. А на тех, кто ей не нравится, Мара насылает порчу.
— Да, кошка у тебя непростая. И за себя постоять может, и защитить есть кому, — печально ответила Ирина. — А меня и сукой, и шлюхой, и как только не называли.
— Да ты что, — поразился Максим. — И кто тебя так?
— Да вот, далеко ходить не надо. Приятель твой, Толик. Он мне такие сцены устраивал, такие гадости говорил…
— Кстати о Толике, — перевел разговор Максим. — Я так и не понял, что же с ним случилось. Его Корпус Теней забрал? Или он сам помер с перепугу?
— Макс, не спрашивай меня про это, — напуская на глаза слезу, ответила Ирина, готовясь разразиться настоящими рыданиями.
— Ты подожди реветь. Объясняй все по порядку снова. Я долго слушал твой рассказ, но это все эмоции, вода. Какого черта тебя понесло к нему? Ты ведь знала, что он должен сидеть тише воды, ниже травы?
— Да, — виновато и жалобно ответила Ирина. — Но я соскучилась… Ты завел меня, разозлил, и исчез. Мне хотелось снова побыть рядом с живым человеком. Пусть даже с ним. Ведь ты знаешь, у нас на Гелиосе с этим проблемы. На весь шарик людей — 29 тысяч с копейками. Даже призраков нет. Поговорить не с кем.
— И ты, устав сидеть одна без дела, решила проведать Толика?
— Да, — с виноватым и жалобным видом ответила женщина. — Я ведь не думала, что все так получится.
— А вышло так, — Максим сделал паузу, собираясь с мыслями. — Ты добралась и застала своего приятеля в непотребном виде.
— Копылов был пьян, как сапожник. При этом он пытался читать мантру. Я стала с ним говорить о своих проблемах. Мне хотелось от него немного поддержки и сочувствия. А он понес пургу про то, что я ничего не понимаю в духовном развитии. Что я просто бездушный кусок мяса, — Ирина усмехнулась. — И это он говорил мне…
— А что, Анатолий был сильно неправ? — иронически поинтересовался Максим.
— И ты туда же — с огорчением констатировала она. — Что от вас, начинающих можно ждать. Родись ты хоть раз в полной памяти, одолеваемый сожалением о незавершенных делах и потерянных близких, ты бы так не говорил.
Если бы ты хотя бы лет сто выполнял духовные практики, то понял бы, как много дает время и как много оно отнимает. Ты ведь совсем мальчишка. Ты был ребенком недавно, тебя только-только оторвали от материной сиськи. У тебя детство не выветрилось из заднего места…
Максим явно не ожидал, что вот еще две минуты назад депрессивно предававшаяся печали тетка пойдет в лобовую атаку, ударив по самому больному.
— Рассказал бы кто, чем я от нормального человека отличаюсь, — сказал Максим.
Ирина бросила на него взгляд, пытаясь понять, шутит или издевается этот странный мужчина. А если да, то над кем. Она смотрела на Максима долго, пронизывая насквозь. Наконец ее взгляд смягчился. Ирина поняла, что новый любовник действительно хочет узнать.
— А тебе никто об этом не говорил? — спросила она.
— У нас не принято обсуждать эту тему. Однако, я частенько ловлю своих знакомых на мысли, что Максим Величко совсем ребенок.
Хоть между тем этому ребенку 78 лет, у него два высших образования, тридцать лет работы в клинике для душевнобольных. Я о людях знаю все, понимаю, кто и чем дышит. Об чужих мыслях я догадываюсь раньше, чем их носитель осознает, что же пришло ему в голову. Я могу любого ввести в транс, если захочу.
— Ну, вот видишь, Макс, какой ты мальчишка, — мягко остановила его она. — А теперь послушай старую суку. В первый раз умираешь по-настоящему. Тоннель, свет в конце тоннеля, ангелы, близкие. А потом вдруг осознаешь, что все это просто иллюзия, игры…
— Подожди, это совсем не так, — возразил Максим. — Я лично видел в воспоминаниях людей нечто подобное.
— Как тебе объяснить, — Ирина задумалась на мгновение. — Понимаешь, это правда и неправда одновременно. Оно вроде бы на самом деле, но все можно прекратить в любой момент, стоит лишь захотеть. И ничего не остается. Лишь то, что хотел бы видеть. Потом, когда приходишь снова, имеешь возможность сравнить.
— Что? — напряженно поинтересовался Максим.
— Как приходить с отягощенным сознанием. Те промежутки времени, когда я была куском писающейся под себя плоти, в котором, как в тюрьме была заключена опытная, зрелая женщина, были самыми неприятными в моей жизни.
— Расскажи подробнее, — попросил Максим.
— Нет, милый мой, — мягко отказалась Ирина. — Это очень личное.
— И случайному мужику там делать нечего, — закончил за нее историк. — Но стоит ли чего-то, что ты хранишь, будто величайшую ценность?