Образ свечи еще будет встречаться в произведении. Он станет его лейтмотивом, ключевым образом. Он будет прочитываться между строк в сценах, где гибнут дети, разлучаются семьи, вырезается под корень целое селение. Там гаснут огоньки и уже не остается надежды на возвращение, обновление жизни. Такова трагедия деревни, где пряталась Назира. Фашисты расстреляли эту деревню до последнего человека. Расстреляли и общую любимицу и певунью, маленькую Парашку. Это массовое убийство, где лишь случай спас Назиру, останется для нее апофеозом бессмысленного зверства войны, и память о нем будет ее преследовать, врываясь зловещим предостережением в минуты затишья и даже тогда, когда все ужасы для нее будут уже позади. Свирепый разгул смерти, который в считанные минуты смел большую, разноголосую и разноликую толпу, не посчитался с детской верой в свою неприкосновенность веселой и бойкой Парашки, методичность и хладнокровие этой бойни будут снова и снова повторяться для нее бесконечной пыткой, разыгрываясь в ее потрясенном сознании все в новых лицах. То увидит она случайное пятно крови на пеленках своего сына и вспомнит того младенца, который выпал из рук убитой матери и покатился к ногам солдата, швырнувшего его, как куклу, в овраг; то почудится ей давленая ягода крови на бороде старого партизана Кузьмича в разгар веселого застолья товарищей по случаю крупного успеха советских войск. Но участь бедной Парашки, беспечно доверчивой к миру, в котором она родилась, твердо верившей в абсолютное могущество своих песен и не ведавшей, что значит кого-то бояться, эта ужасная смерть станет вечной пыткой для той, чья вина была в том лишь, что она присутствовала при этом, побывала в самом аду и вернулась оттуда к людям. Эта смерть запомнится Назире особо нагромождением действий, как-то не соответствующих этому мрачному ритуалу, отчаянно и жалко восстающих против него.