Свет тысячи звёзд

– Как давно ты здесь работаешь? – я задаю наименее интимный вопрос, который появляется у меня в голове.

Эштон пожимает плечами.

– Около трех лет. С тех пор как переехал из Лос-Анджелеса. – Он задевает своей ногой мою, так что они качаются вместе. – Ты всегда здесь жила? – это больше констатация, чем вопрос. Но я все же киваю. Некоторое время я смотрю на экран, прежде чем добавить.

– Во Френчтауне. Я работаю репетитором онлайн и немного зарабатываю на этом, но на самом деле моя мама дает мне возможность учиться, – потому что я ей нужна. Потому что я нужна Бену. Кроме него и моей учебы времени хватает только на несколько часов онлайн-занятий. Работа, которая к тому же еще и низко оплачивается. В принципе, помимо моих обязательств, у меня больше нет времени ни на что другое. Особенно на подобные вещи.

– Это мило с ее стороны. Таким образом, ты можешь сосредоточиться на главном, – усмехается он, давая тем самым понять, что считает себя значительной частью этого главного. Он понятия не имеет.

Тем не менее я смеюсь и легонько хлопаю его по плечу.

– А что с твоими родителями?

Теперь именно он использует экран как предлог, чтобы не ответить сразу.

– Они перестали иметь значение, – наконец тихо произносит Эштон. И когда я уже думаю, что дальнейшего объяснения не последует, он приглушенно продолжает. – Не смирились с тем, что я ухожу из дома, что занимаюсь творчеством и пытаюсь осуществить свои мечты. Но я все равно сделал это. И теперь я здесь. Посреди прекрасной Мизулы. В кузнице талантов киноиндустрии, – кривит лицо он. – Я пытался устроиться в Лос-Анджелесе, но жизнь там безумно дорогая. А плата за обучение астрономическая. Я два года был мальчиком на побегушках, пробивался в самые разные студии, и мне разрешили вдохнуть немного киновоздуха. Но заниматься этим всю жизнь я не хотел. Без образования я не мог делать больше, чем просто варить кофе. Поэтому я искал приемлемый по цене университет, где хорошо обучают искусству кино. Выбор пал на Мизулу. К тому же Бекка поступила сюда по окончании школы. Я прилип к ней как репей.

– Вы очень близки?

– Да, – Эштон сдувает со лба прядку волос. – Она моя семья. Часть, которую я выбрал сам, – он широко ухмыляется. – Не та, с кем ты случайно делишь одни и те же гены и кто считает эти отношения улицей с односторонним движением. Быть в родстве не всегда означает, что ты чего-то стоишь для этих людей, не говоря уже о том, чтобы получать поддержку. Бекка делает именно это. Всегда.

Как будто только сейчас осознав, что я все еще сижу рядом с ним, Эштон прерывается и говорит:

– Извини, боюсь, мое отношение к проблеме семьи раздвоилось.

Инстинктивно я задаюсь вопросом, как он отреагирует на мою, которая является примерно самой ассимилированной семьей на всей планете.

Закончил бы он наше свидание прямо сейчас, если бы знал, что я ежедневно возвращаюсь к Бену, хотя каждая эмоция в наших отношениях – улица с односторонним движением.

– Все хорошо, – прочистив горло, произношу я. Какое-то время мы смотрим фильм, хотя мне трудно следить за сюжетом, когда Эштон сидит так близко.

– Почему социальная педагогика? – спрашивает он в короткой тишине между двумя кадрами фильма.

– Откуда ты знаешь, какой курс я выбрала? – вероятно, из того же источника, который сообщил ему, что я сидела на лекции Гейла по психологии. Встречный вопрос все же лучше, чем попытки объяснить, что мой брат и семейные обстоятельства причины этого выбора и что я, в отличие от него, ради своей семьи отказалась от мечты изучать искусство.

Эштон не смотрит на меня, а делает вид, что его полностью поглотил фильм.

– Я слежу за тобой, – наконец спокойно говорит он, и когда я в шоке смотрю на него, он смеется бархатисто и заразительно. Эш опускает руку мне на плечо, и я не могу сопротивляться.

Через несколько секунд мы успокаиваемся, и в перерывах между смешными фразами я хватаю воздух ртом и замечаю, как близко мы находимся друг к другу. Руки Эштона все еще касаются меня. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего. Пульс и дыхание учащаются, когда покалывание проносится по моим венам.

Эштон тоже ловит ртом воздух. Но я не могу понять, виноват ли в этом приступ смеха или поцелуй, который многообещающе парит между нами. Свет проектора согревает наши лица и рисует истории на нашей коже, когда наши губы почти касаются друг друга. Руки Эштона скользят вверх по моей шее, пока он не обхватывает мое лицо ладонями. На мгновение сердцебиение определяет ритм комнаты. Наш ритм. Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Больше, чем когда-либо хотела чего-то. Каким бы опасным ни было это желание.

Глава 16 Эштон

Тормоз. Бекка сказала мне нажать на тормоз, если я не хочу облажаться с Харпер. И я делаю это. На ста восьмидесяти километрах в час я резко торможу. Такое ощущение, что я врезаюсь в чертову опору моста.

Губы Харпер приоткрыты. Ее глаза закрыты. А ее аромат почти сводит меня с ума. Она думает об этом поцелуе. Как и я.