Свет в августе. Деревушка. Осквернитель праха

Вот он уже и здесь; Хайбой подтянулся и даже после девяти миль прибавил немного шаг, почуяв воду, и теперь он уже мог разглядеть, различить мост или хотя бы более светлый проем в темноте, там, где дорога пересекала непроницаемую мглу ивняка, сбегающего с обеих сторон к рукаву реки, и тут Алек Сэндер выступил из-за перил моста; Хайбой фыркнул на него, а тогда и он его узнал, не удивившись, не вспомнив даже, как он когда-то подумал, сообразит ли Алек Сэндер спрятать пикап, не вспомнив даже и того, что он в этом и не сомневался; не останавливаясь, осадил Хайбоя, чтобы шагом переехать мост, затем, ослабив поводья, позволил ему свернуть с дороги за мостом и спуститься осторожно, рывками, не сгибая передних ног, к воде, невидимой еще секунду, но вот уже и он увидел сверкнувшую гладь, в которой отражалось небо; но тут Хайбой остановился и снова зафыркал, потом вдруг стал на дыбы, отпрянул и чуть не выбросил его из седла.

– Это он зыбучий песок чует, – сказал Алек Сэндер. – Пусть обождет, дома напьется. Я бы тоже хотел чего-нибудь другого, а не того, что сейчас.

Но он направил Хайбоя чуть-чуть подальше по берегу, где можно было спуститься к воде, и опять Хайбой только фыркнул и шарахнулся в сторону, так что он тут же повернул обратно на дорогу и вытащил ногу из стремени для Алека Сэндера; Хайбой уже шел рысью, когда Алек Сэндер закинул ногу.

– Здесь, – сказал Алек Сэндер, но он уже повернул Хайбоя с шоссе на узкую грунтовую дорогу, круто заворачивавшую к черной гряде холмов и чуть ли не сразу начинавшую медленно ползти вверх, но прежде даже, чем они начали подниматься, на них дохнуло сильным, стойким сосновым духом, который напирал на них, не подгоняемый ветром, плотный, крепкий, почти как рука, – двигаясь ему навстречу, вы осязали его всем телом, словно входили в воду. Подъем становился круче, и лошадь, несмотря на двойную ношу, пыталась взять его галопом, как она обычно делала на подъеме, и она уже было пустилась вскачь, но он круто осадил ее, но и потом ему пришлось удерживать ее, намотав на руку поводья; она шла порывистым, тряским, неровным шагом, пока первый уступ холма не перешел в плато, и тут Алек Сэндер снова сказал: – Здесь. – И мисс Хэбершем, с заступом и киркой, выступила из темноты сбоку.

Алек Сэндер соскользнул вниз, и Хайбой остановился. Он тоже соскочил.

– Ты не слезай, – сказала мисс Хэбершем. – Кирка с лопатой у меня и фонарь тоже.

– Еще полмили осталось, и все в гору, – сказал он. – Это не дамское седло, но, может быть, вы сможете сесть боком. Где пикап? – спросил он Алека Сэндера.

– Вон там, за кустами, – сказал Алек Сэндер. – Мы ведь не выставляться приехали. Уж, во всяком случае, не я.

– Нет-нет, – сказала мисс Хэбершем. – Я могу дойти.

– Мы сэкономим время, – сказал он. – Сейчас, верно, больше десяти. Он смирный. Это тогда просто потому, что Алек швырнул заступ с киркой.

– Ну конечно, – сказала мисс Хэбершем. Она протянула Алеку Сэндеру кирку и заступ и подошла к лошади.

– Мне жаль, что это не… – сказал он.

– Ха, – усмехнулась она и, взяв у него из рук поводья прежде даже, чем он успел подставить ей руку для ноги, она сунула ее в стремя и ловко и легко – не хуже, чем он сам или Алек Сэндер, – уселась верхом, так что он только успел отвернуться, чувствуя на себе ее взгляд в темноте, когда поворачивал голову. – Ха, – снова усмехнулась она. – Мне семьдесят лет. А юбка моя – что о ней сейчас беспокоиться, у нас с вами дела поважнее.

И она повернула Хайбоя на дорогу, и он только успел схватить его под уздцы, как Алек Сэндер сказал:

– Шшш! – Они остановились, застыв в медленно струившемся на них невидимом потоке стойкого соснового духа. – На муле кто-то сверху едет, – сказал Алек Сэндер.

Он сразу начал поворачивать лошадь.

– Я ничего не слышу, – сказала мисс Хэбершем. – Ты уверен?

– Да, мэм, – ответил он, повернув Хайбоя прочь с дороги, – Алек Сэндер не ошибется. – И, стоя у самой головы Хайбоя среди деревьев и поросли, приложив другую руку к ноздрям лошади на случай, если бы ей вздумалось заржать, когда другая будет проходить мимо, он тоже услышал на дороге мула или коня, явно приближающегося сверху. Животное, по всей вероятности, было неподкованное; по правде сказать, единственный звук, который он на самом деле слышал, было поскрипывание стременных ремней, и он удивился, как Алек Сэндер услышал это (ни секунды не сомневаясь, что он слышал) еще за две с лишним минуты до того, как животное приблизилось к ним. Затем он увидел его или, вернее, то место, где оно прошло мимо них, – какой-то комок, движение более темного тела, чем тень на бледной грязи дороги, скользящего вниз по склону, мягкий мерный шорох и скрип ремня, затихающие вдали – и стихшие. Но они подождали еще минуту.

– Что это он такое вез поперек седла, прямо перед собой? – спросил Алек Сэндер.

– Я даже не мог разглядеть, сидел там человек или нет, – сказал он.

– Я ничего не видела, – сказала мисс Хэбершем. Он вывел лошадь обратно на дорогу. – А что, если… – сказала она.

– Алек Сэндер услышит, – сказал он.