— Нет, отчего же! Работать можно. Это, конечно, не то, что служить поваром в Кап-Лопеце... Нет, не подумайте, что работа здесь ему не нравится. Работа ему по душе, но жалованье вот маленькое... Маленькое жалованье, как хотите...
Вот и докторский дом. И толпа больных возле дома. И сам доктор, засучив рукава, в неурочное время ведет прием.
— А, Джозеф! Кстати пожаловал! Я уже хотел было посылать за тобой. Пришли больные издалека, надо срочно посмотреть.
Джозеф молчал. Он следил за бегающими бликами на своих башмаках и думал:
«Опять разговора не получилось. С этим доктором очень трудно говорить о деньгах».
Вышла Елена. Пригласила Джозефа зайти и переодеться. Вскоре он в обычном своем белом халате вел уже предварительный осмотр больных.
— У этой женщины болит филе, — докладывал он доктору, — а та жалуется на левую котлету.
Швейцер смеялся:
— Что-то ты не в духе сегодня, Джозеф! Оставь-ка свои гастрономические шутки!
Когда осмотр больных был окончен, Джозеф спросил:
— Оганга, я хорошо работаю?
— По-моему, фельдшер ты более удачный, нежели повар.
— А зарабатываю я меньше, чем в Кап-Лопеце, — мрачно заметил Джозеф.
— Ну, это беда поправимая, — откликнулся Альберт. — Жалованья я тебе прибавлю, если надо.
Джозеф утвердительно кивнул головой и вновь подумал:
«Нет, с этим доктором нельзя говорить о деньгах! Разве так давал прибавку к жалованью губернатор в Кап-Лопеце? Сначала он и слушать не хотел ни о какой прибавке. Кричал и топал ногами... А этот: „Прибавлю, если надо“. Даже не почувствуешь, что получил прибавку!»
В доме доктора зажглись огни. Елена пригласила мужчин ужинать, но Джозеф отказался. Забрав свои лакированные башмаки и зеленый галстук, он отправился к Мадембе посудачить о последних поселковых новостях. Дружеская беседа за чашкой кокосового вина — лучший отдых, тем более, что завтра они с Еленой будут работать в больнице одни: Оганга на два дня полностью перекочует на строительство.
Прежде чем строить, новую строительную площадку предстояло выровнять. Однако нанять землекопов Альберт не мог: большинство мужчин было занято на работе в лесу. Они рубили трудно поддающиеся топору стволы красного и черного дерева, а затем сплавляли их по Огове к океану. На побережье драгоценная древесина грузилась на палубы судов и направлялась во Францию. Лесопромышленники наживали на этом громадные капиталы. Неудивительно, что лесорубам-африканцам они могли заплатить больше, чем энтузиаст-доктор.
Альберту оставалось одно: пойти на поклон к местному лесопромышленнику Раппу. Тот принял его в своей конторке, развалившись в кресле-качалке.
— Что вам угодно, доктор?
— Я хотел бы попросить у вас несколько человек рабочих на два дня... Госпиталь сооружается для них, и я думаю...
— Я, например, думаю, что это бессмысленная затея. Какой доход вы предполагаете иметь с этого госпиталя? Дa и что может заплатить негр за лечение?
— Но я намерен лечить больных бесплатно, господин Рапп.
— О-о-о!
Лесопромышленник перестал качаться. Он смотрел на Альберта светлыми, навыкате, глазами, и такое удивление читалось на его лице, что Альберт не выдержал и рассмеялся.
— Вот поэтому, господин Рапп, я не могу заплатить рабочим больше, чем вы.
— О, черт! — пришел в себя господин Рапп. — Вам хватит восьми человек? Я могу дать их в ваше распоряжение на два дня.
— Благодарю вас!
Швейцер уходил и чувствовал, что лесопромышленник смотрит ему вслед, очевидно по-прежнему недоумевая: как это можно вкладывать средства и труд в предприятие, которое не сулит никакого дохода?
С приходом восьми сильных и привычных к тяжелому труду мужчин работа закипела. К концу второго дня площадка была выровнена. Смертельно усталым, но радостным спешил Альберт в тот вечер домой.
Когда супруги сели за ужин, Елена поднесла ложку ко рту и заплакала:
— Я так устала, что не могу есть.
Альберт растерялся. Он хотел рассказать жене, как славно они сегодня поработали. Но теперь...
Он обнял жену и, утешая ее как ребенка, начал баюкать.
— Альберт, пойми меня правильно, — всхлипывала Елена. — Я не жалуюсь, но то, что мы делаем, превышает наши силы.
— Да, я с тобой согласен, — отвечал Альберт. — Только наших четырех рук действительно недостаточно. Но вскоре — подожди немного! — и другие руки будут помогать нам. Я знаю это точно!
Впервые за эти месяцы Альберт открыл в этот вечер оловянный футляр, предохранявший специальный тропический рояль, который ему подарило Баховское общество в Париже. Как тяжело поначалу застучали по клавишам огрубевшие, в ссадинах и в мозолях пальцы! Казалось, они утратили былую легкость и сноровку. И все-таки вскоре над ночными джунглями зазвучали стройно и легко светлые, чистые тона баховской фуги.
— Отошли его домой, доктор! Авай! Авай!
Джозеф напрягает все свои знания смеси европейских языков, чтобы предупредить Альберта о грозящей ему опасности.
— Духи предсказывают плохое. Отошли его домой!
Джозеф часто дает дельные, по его мнению, советы, как доктор должен вести себя с местными жителями. Очень жаль, что Оганга не прислушивается к ним!