Свет в джунглях

Вскоре Швейцер писал друзьям из ГДР, навестившим его в Ламбарене в начале 1960 года: «Я живу среди народностей, которые освобождаются и создают самостоятельные государства. Сейчас они занимаются проблемами выработки конституций, которые они хотят дать своим государствам. Но неизбежно возникает у них и вопрос, как достичь культуры. Чем мы можем им помочь, когда у них появится такая потребность?»

***

Сад, который в голодном 1942 году заложили Альберт и Елена Швейцер, Матильда Коттман и Эмма Хойзкнехт, Марк и Элиза Лаутербург, Биссаугави и Акага, Джозеф и ГʼМба, спустя почти двадцать лет разросся настолько, что его плодов хватало каждому жителю госпитального поселка. Но мальчишки — везде мальчишки. Фрукты, полученные из рук матери, кажутся им менее вкусными. Зато добытые своими руками апельсины чудо как хороши! И вот, рассыпавшись цепью, маленькие ламбаренцы штурмуют зеленую изгородь докторского сада. Сильные и ловкие, они быстро взбираются на деревья и оттуда сбрасывают плоды своим младшим товарищам.

В азарте они и не замечают, как на центральной аллее появляется фигура дедушки Оганги в белом шлеме. Когда один из малышей поднимает тревогу, старшие спасаются бегством. Спешат вслед за ними и малыши. Один из них споткнулся, упал и в страхе закрыл голову руками: сейчас Оганга подойдет и побьет его палкой, которую он держит в руке...

Доктор склонился над мальчишкой, поднял его.

— Ты что дрожишь?

Малыш молчал.

— Боишься? Ах ты, трусишка-трусишка! — засмеялся доктор.

Улыбнулся и мальчишка.

— Ты хочешь груш? — спросил доктор. — Нарви их!

Мальчишка испытующе поглядел на доктора и отрицательно покачал головой.

— Ты, наверное, стесняешься! — догадался доктор. Он потряс большую грушу и, когда с нее нападало достаточно плодов, сказал малышу: — А теперь собирай! — И отвернулся.

Через несколько минут он взглянул на мальчишку. Тот стоял и улыбался. И все груши лежали в подоле его рубашонки.

— Передай своим товарищам, что я не сержусь на них. Пусть они приходят в сад, как только захотят, но с одним условием: пусть не делают дыр в изгороди и не ломают веток. Ведь деревья — живые, и им больно, когда их ломают. Правда?

— Правда! — согласился малыш и помчался по дорожке к выходу из сада.

***

Количество обращающихся за помощью больных все увеличивалось и увеличивалось. И не потому, что теперь африканцы чаще болели. Нет, конечно. Просто, пробудившись к сознательной общественной жизни, многие из африканцев порвали с вековыми традициями темноты и невежества. Сегодня, в независимом Габоне, они уже не хотели лечиться у колдунов-нзорксов; они шли за помощью в госпиталь на Огове.

Стремление к культуре, к знаниям, ранее подавляемое колонизаторами, в новых условиях вспыхнуло с удвоенной силой. Как-то Швейцер вместе с доктором Биссаугави проводил ночной обход палаты оперированных. В палате царила тишина. Пациенты мирно спали. Тускло светил ночник. И вдруг Швейцер увидел, что один из больных, молодой африканец, не спит. В чем дело? Оказалось, что парень при слабом свете ночника читает. Читал он настолько увлеченно, что не заметил даже появления врачей.

Доктор Биссаугави заволновался: у него в палате непорядок! Это следует немедленно пресечь! Он хотел было подойти  к читающему и сделать ему выговор, но Швейцер остановил Биссаугави.

— Не надо! — прошептал он.— Пусть читает! В его возрасте я тоже проводил ночи за чтением...

Затем улыбнулся и добавил:

— Сегодня книги глотает, а завтра, может быть, министром станет...

— Может быть, — согласился Биссаугави. И тоже улыбнулся.

Тех больных, которым не хватало мест, временно, по распоряжению Швейцера, размещали в приемных покоях. А в госпитальном поселке вновь с утра до вечера стучали топоры. Немецкий писатель Герберт Фрейер, посетивший в это время Ламбарене, писал: «Здесь повсюду строятся новые здания, потому что приток жаждущих помощи с каждым днем все более увеличивается».

Вскоре в госпитале ввели в строй еще один новый корпус на пятьдесят коек. Теперь здесь могли находиться на излечении одновременно пятьсот человек. Но врачи ежедневно жаловались Швейцеру:

— Больных так много, что мест снова не хватает!

— Ну что ж, — отвечал Швейцер, — выход один: нам надо успевать не только лечить, но и строить.

В Ламбарене к восьмидесятишестилетнему человеку вновь вернулась его былая энергия. Доктора видели в течение дня и в приемном покое, и в операционной, и на строительных площадках. Правда, проводить операции сам Швейцер уже не мог — мешали плохо гнущиеся пальцы, — но его присутствие в операционной, его советы, по единодушному мнению молодых врачей, очень помогали им.

В июле 1961 года Швейцер получил послание от Вальтера Ульбрихта. Глава Германской Демократической Республики писал ему о выдвинутом правительством ГДР «немецком плане мира». Этот план предусматривал отказ обоих германских государств от ядерного оружия.

Швейцер с волнением читал строки послания. Ведь Ульбрихт писал именно о том, что в свое время предлагал он в интервью с французскими журналистами.