В последний вечер они ходили по Москве компанией, человек шесть, а потом как-то так само собой получилось, что они с ним остались вдвоем, с Жильбером, и он стал Людке говорить — очень тихо и душевно, хотя и не всегда достаточно понятные были идиомы и всякие выражения, все рассказывал, что он вообще-то хорошо устроен, но что ей не понять всей глубины одиночества, которое там у них, точнее, там у него, эти долгие парижские вечера, когда одиночество надоедает, и он даже ходит в специальное кафе для встреч — в надежде на встречу, — что у него как раз сейчас кризис мировоззрения, что буддизм не дал ему удовлетворения и «Хара Кришна» тоже, что он очень разочарован в социальных реформах и, конечно, не может принять никаких форм политического экстремизма, — одним словом, если Людка когда-нибудь надумает связать свою судьбу с одним очень одиноким человеком, то его парижский адрес ей известен, он будет ждать, перебирая одинокими парижскими вечерами дорогие для него воспоминания и бесценные реликвии этой поездки — он вдруг вытащил из кармана косточку от персика, который Людка съела в Ташкенте, а он ее спрятал, потом маленький план — как найти гостиницу, накорябанный Людкиной рукой… Вот так финт, два предложения за два дня, а она еще и замужем к тому же — так что надо скорее мотать в Озерки, пока краснорожий не кончил с пивом и не взял ее за жопу.
День ее возвращения был похож на маленькое торжество. Оказалось, что они не расставались с Сашей с тех самых пор, как поженились, так что вышло очень в новинку. Саша после обеда даже не пошел на работу (тем более что он поостыл к своей диссертации), надо было выйти погулять с ребенком, но она все ему рассказывала, то да это — оказалось, что она все это копила на потом — чтобы ему рассказать, конечно, копила несознательно, но вот приехала и тут поняла, что надо — ему прежде всего надо рассказать, потому что из всех, кто с ней радом, с ним больше всего прожито и больше общих точек, общих взглядов, больше, чем со старыми — где они теперь? — и, конечно, с новыми подругами. Жалко только, не все ему можно, есть такие моменты в жизни женщины, которые мужчина, и муж к тому же…
Она рассказала ему о французах, и он не поверил.
— Это ты, мать, загибаешь, — сказал он. — Великая нация. А жлобы есть всюду, у нас, что ли, их мало?
Она рада была бы с ним согласиться — жалко все же мечту. Потом стала спорить, все же две недели, да и все переводчики то же самое говорят, в один голос. А потом подумала, что, может, если глубже копнуть, то и прав Саша, люди попадаются разные, в той же Франции… Вон Марсель в последний день все расспрашивал про их жизнь, про Сашу, а потом все с себя снял — все послал Сашке в подарок («Вам разве можно что-нибудь купить с таким маленьким окладом», — сказал он. А еще коммунист).
Людка рассказала Саше насчет краснолицего, и, хотя Саша сам ее об этом предупреждал, он сильно огорчился, и задумался, и очень долго не мог успокоиться. «Ох и гадость, — все повторял он. — Ох и гадость!» Вообще же, Саша был какой-то не такой, словно бы потерянный, когда Людка спросила шутя, не влюбился ли он тут, случаем, без нее, он покраснел. Но оправдывался он спокойно, словно бы неохотно, и Людка ему верила, легко ему разве влюбиться? Она сказала, что если краснолицый не накапает, то скоро ее снова, может быть, пошлют, и она опять просила в Среднюю Азию. Саша сказал, что ему тоже надо с ней посоветоваться — и сказал про Италию. Есть туристическая путевка в Италию, по линии музея, и если ужаться — тем более Мякишев уже начал мучить сборник, так что скоро выпишут одобрение, сот пять заплатят, так что можно и не очень ужиматься, а ему, конечно, хочется: ничего он, кроме Подмосковья, да Севера во время службы, да еще один раз Болгарии, — ничего он не видел, и он чувствует, что это могло бы для него… «О чем речь, конечно, надо ехать, раз пускают», — сказала она. Ну что же, раз такое благородство, он подает, решено. Да, и вот еще — будет семинар, обычный семинар молодых поэтов, в Переделкине, он уже не такой молодой, но там и все не очень молодые, Остроган звонил — хочет, чтобы однородный состав, чтобы все свои, а он, Саша, не выезжал с тех самых пор, как они сюда… «Езжай, — сказала она. — С Варькой я что-нибудь устрою, к тому же у меня и не скоро, наверное, эта группа среднеазиатская, если еще будет вообще…»