Свет в конце аллеи

Тут все загалдели, а мадам Видаль, старуха сладкая, как муха на говне, сказала, что она навешала однажды в больнице свою престарелую родственницу и отнесла ей два апельсина и одно яичко, правда очень большое, а Жильбер, сидевший рядом с Людкой, сказал с грустью, что в его же доме, в Париже, живет его дядя с семьей и он, Жильбер, не видел их уже год или больше. А Марсель возразил что-то научное, насчет того, что это все пережитки патриархальной семьи, которые и не могут сохраниться в цивилизованном, высокоразвитом обществе, потому что им на смену приходит производственная солидарность трудящихся…

Пока французы обсуждали все это, стараясь прикрыть свою неполноценность перед лицом столь явного преимущества социализма, Рустам сказал Людке, что он уже два раза говорил с братом и сегодня брат ждет их в гости, потому что сегодня воскресенье, все дома, а у Людки до отлета целых полдня и всегда дается свободное время. Людка не могла отказаться, потому что Рустамчик всегда ее выручал, да ей, правду сказать, и самой хотелось побывать разок в настоящем узбекском доме, так что они разгрузили французов у гостиницы и сразу поехали к Рустамову брату, который жил в одном из мазаных белых домиков на окраине Бухары. Снаружи эти домики выглядели очень небогато, но оказалось, что внутри там у всех уютные дворики, и виноград над головой, и фруктовые деревья, а также множество всяких комнат, сарайчиков, пристроек, в одной из которых оборудована специальная комната для гостей, с коврами, посудой, множеством подушек и с телевизором. Людка не захотела сидеть в комнате, и они уселись во дворе на квадратном топчане под виноградными лозами. Людка разулась, забралась в угол топчана, оперлась на подушки и глядела на хорошеньких (хотя и несколько сопливых) ребятишек, слушала рассказ Рустамова брата про то, какой он вполне современный человек и как он живет совершенно по-новому. Угощение было прекрасное — и урюк, в котором были спрятаны очищенные ядрышки, и персики, и виноград, и грецкие орехи, и самаркандские фисташки, каленные в золе, и салат, и плов; и горячая, только что из тандыра лепешка, и суп-шурпа. Хотя Рустамов брат был очень современный человек, жена его за столом так и не появилась, и Людка все время думала про то, как она там сидит, бедненькая, на кухне взаперти, как будто ее и нет, и только через детей и кушанья изредка подает о себе знать. Может быть, даже плачет, бедная, а Людка приготовила ей в подарок всякую дареную французскую дребедень (француженки надарили крошечных пробных флакончиков с духами, которые, по Людкиной догадке, где-то там во Франции раздают бесплатно, а то б они разве расщедрились). В конце концов Людка осмелилась и спросила брата, может ли она пойти осмотреть дом и заодно познакомиться с его женой. Брат сказал, что конечно же можно, и мальчик отвел Людку на женскую и детскую половину. Жена Рустамова брата, вопреки Людкиным ожиданиям, оказалась вовсе даже не изможденная и не грустная, а очень даже веселая и смешливая толстушка. Правда, она выглядела старше Людки, хотя была на год или два моложе, но у нее было уже пятеро детей: дети были теперь умытые и кукольно-прелестные, а главное, они были очень нежные дети, и они все время помогали матери, охотно нянчили малышей и, если даже не надо было их нянчить, все равно их без конца тискали и целовали. Молодую женщину звали Айшат. Она была рада Людкиным подаркам, хотя старалась не показать виду и вообще держалась с достоинством. Людке она подарила очень красивые штаны-шальвары, вышитый платочек и еще один платок, побольше. Она неплохо говорила по-русски, и Людка ее спросила, как она вышла замуж. Она рассказала, что мужа ей выбирали родители, но она уже видела его несколько раз в школе и он ей вполне нравился («А чем он плохой, скажи?» — спросила она игриво). Вообще-то, она даже могла бы отказаться, теперь не старое время, хотя ей, конечно, повезло, потому что у нее не было особых причин отказываться. Почти все время, до самого ухода, Людка провела на женской половине, но на обратном пути в машине ее ждало небольшое испытание: Рустам сделал ей предложение, так и предложил — выйти за него замуж, и сказал, что он на своем настоит, ни с чем не посчитается, потому что не старое время, вот и брат его тоже современный человек, так что вполне можно жениться на русской (ясно было, что он предвидел к этому браку препятствия только со своей, с жениховской стороны). Рустамчик был очень симпатичный, но Людка пока еще была замужем и не собиралась ни за кого выходить замуж, а в этом Рустамовом предприятии она и вовсе не видела смысла.

Сейчас, дремотно, лениво вспоминая все это в самолете, Людка подумала, что, конечно, это была очень симпатичная и очень счастливая семья у Рустамова брата, однако она ведь все видела со стороны да в праздники, а, наверно, ей нелегко приходится по будням с пятью детьми, молодой Айшат.

Со стороны-то оно все мило, в чужой руке хуй толще…