Свет в ночи

Не говорит ли это повторное покушение Раскольнико­ва на убйство во сне о том, что все наши поступки запечат­леваются в вечности и, умерев, мы снова увидим их нескон­чаемую вереницу и будем вынуждены повторить все наши преступные жесты, как имитирует преступник всё свои дви­жения на судебном следствии?

Но сколько бы ни ударял Раскольников старушонку по темени, «она даже и не шевельнулась от ударов, точно де­ревянная. Он испугался, нагнулся ближе и стал ее разгля­дывать; но и она еще ниже нагнула голову. Он пригнулся тогда совсем к полу и заглянул ей снизу в лицо, заглянул и помертвел: старушонка сидела и смеялась, — так и залива­лась тихим, неслышным смехом, из всех сил крепясь, чтоб он ее не услышал». Уж от этого одного можно было померт­веть от страха. «Вдруг ему показалось, что дверь из спаль­ни чуть-чуть притворилась, и что там тоже как будто за­смеялись и шепчутся».

Кто же там смеялся и шептался, кто приоткрыл дверь и казалось вот-вот выглянет оттуда? Уж не приспешники ли духа глухого и немого, крепко державшего в повиновении ду­шу Раскольникова? А старуха ликовала, что так ловко прове­ла своего палача. «Бешенство одолело его: изо всей силы начал он бить старуху по голове, но с каждым ударом топора смех и шопот из спальни раздавались все сильнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота».

В неравной схватке убийцы с бесами победила злая по­тусторонняя сила. И стоило ли дробить обухом череп рос­товщицы лишь для того, чтобы увидеть ее полную власть над ним!

Бывают сны психологические, глубоко субъективные, по-своему чисто душевному характеру ничего существенною не выражающие. Но бывают сны духовные, вещие, нечю открывающие в судьбе человека. Таков сон Раскольникова о старухе. Содержание духовного сна всегда, в той ил иной форме, воплощается в плане нашей жизни и всё метафизи­ческое имеет свое вполне конкретное отражение на земле. Кстати заметить, только поэтому может существовать ис­тинно великое художественное творчество.

Сны духовные приводят «к переходу сокровенному», за которым открываются обители иных миров. Побывав в них во сне, мы возвращаемся обратно и приносим с собою за­рождения наших новых неизбежных встреч с людьми, нам родственными, овеянными дыханием снов, до того нам при­снившихся. Так непосредственно из сна о старухе рождается встреча Раскольникова с Свидригайловым.

Инфернального хохота старой ведьмы Раскольников не выдержал и бросился бежать, «но вся прихожая уже полна людей, двери на лестницу отворены настежь, и на площадке, на лестнице и туда вниз — всё люди, голова с головой, всё смотрят, — но всё притаились и ждут, молчат. Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли... он хотел вскрик­нуть и проснулся».

В скоплении людей, голова с головою, и в том, что они смотрят, ждут и молчат — прообраз Страшного Суда. Не так ли каждый из нас станет обнаженный перед Судьей поисти­не нелицемерным, а кругом будут люди смотреть, ждать и молчать, потому что все тайное выйдет наружу и настанет конец людским пересудам.

*

Раскольников проснулся. «Он тяжело перевел дыхание, но странно, сон как будто все еще продолжался: дверь его была отворена настежь и на пороге стоял человек и при­стально его разглядывал.

Раскольников не успел еще совсем раскрыть глаза и ми­гом закрыл их опять. Он лежал навзничь и не шевельнулся».

Но почему сон как будто все еще продолжался Да по­тому единственно, что стоявший на пороге человек был не­посредственным прямым воплощением этого сна. Сознанием Раскольников этого человека не знал, но сердцем ведал, кто он, и оттого мигом закрыл глаза, что безошибочно учуял, откуда именно пожаловал к нему гость.

Приснившийся сон может уйти в душевную глубину и его можно до времени забыть, но как спастись от сна вопло­тившегося, когда он тут, рядом, в облике человека?

Раскольников лежал с закрытыми глазами. «Сон это продолжается или нет?» — подумал он, и чуть-чуть, непри­метно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый сто­ял на том же месте и продолжал в него вглядываться... Вид­но было, что он приготовился долго ждать. Сколько можно было разглядеть сквозь мигавшие ресницы, человек этот был уже немолодой, плотный, и с густою, светлою, почти белою бородой. Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лест­ницы не приносилось ни звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, удараяясь с налета о стекло».