Свет в ночи

Ведь какая складка у всего этого народа! — захохо­тал Свидригайлов. — Не сознается, хотя бы даже внутри и верил чуду! Ведь уж сами говорите, что «может быть» толь­ко случай. И какие здесь всё трусишки насчет своего собст­венного мнения (Курсев мой. — Г. М.), вы представить себе не можете, Родион Романович! Я не про вас. Вы имеете соб­ственное мнение и не струсили иметь его. Тем-то вы и за­влекли мое любопытство... — А насчет чуда скажу вам, что вы, кажется, эти последние два-три дня проспали. Я вам сам назначил этот трактир и никакого тут чуда не было, что вы прямо пришли; сам растолковал всю дорогу, рассказал ме­сто где он стоит, и часы, в которые можно меня застать. Помните?

Забыл, — отвечал с удивлением Раскольников.

Верю. Два раза я вам говорил. Адрес отчеканился у вас в памяти механически. Вы и повернули сюда механи­чески, а между тем строго по адресу, сами того не зная. Я и говоря-то вам тогда не надеялся, что мы меня поняли...»

Не получается ли, по словам Свидригайлова, что во всей этой истории Раскольников бессознательно сыграл роль всего только автомата? Но к чему тогда отнести неожидан­ное упоминание о чуде и вере в него иных людей и заявле­ние о «трусишках насчет собственного мнения», скрываю­щих от других свою веру в чудеса? Я уже неоднократно упо­минал о том, что, по Достоевскому, можно многое знать бессознательно. Под таким знанием он разумел совсем не подсознательную душевную сферу в нас, о которой ныне бесконечно толкуют психиатры и психологи, но особое внерассудочное и рассудку недоступное внутреннее созна­ние, присущее натуре человека в целом. Это особое духов­ное сознание никак не опровергает наличия в нас подсозна­тельной сферы, служащей складом вытолкнутых рассудком и впоследствии позабытых им, часто злых и греховных чув­ствований и представлений до конца не изжитых, и потому, хотя и очень смутно, но мучительно напоминающих о сво­ем приглушенном существовании. Наше подсознание может удержать сведение, заброшеннное в него кем-нибудь дру­гим. Подсознательно Раскольников запомнил, тотчас забы­тый его рассудком, адрес, сообщенный Свидригайловым. Однако далеко не всё происходящее в человеке и тем более услышанное им со стороны, западая в его подсознание, вла­ствует над ним безоговорочно. Есть еще в душевной глубине нечто основное, беспримесно духовное, допускающее одно и отбрасывающее другое. Это нечто владеет нашей натурой в целом и сохраняет лишь то, что ей на потребу. Конечно ме­ханика механикой, но душа жива и в духовной глубине своей свободна в выборе. Не подсознание привело Расколь­никова в трактир, но сама натура притянула его к Свидри- гайлову. Человек ответственен за свои деяния, помыслы и чувствования именно потому, что его натуре присуща сво­бода духовного сознания, в силу которой оно может пре­вратиться из духовного в злодуховное как, например, у Не­чаева, Петра Верховенского — законченного убийцы по убеж­дению. Такое существо, сохраняя свое внешне человечес­кое обличив, унижает натуру, становится как бы тенью са­мого себя, исчадьем преисподней. В подобную тень на мгно­вение обратился Раскольников, когда убивал старуху. Ниц­шеанец до Ницше, герой «Преступления и наказания» все­го лишь прикоснулся к бесовскому злу и различные пути к спасению на земле и в вечности ему не заказаны. Он еще может принять каторгу и раскаяться или, во искупление со­деянного зла, сойти с ума, как Иван Карамазов, как сам