Свет в ночи

– Поль! – крикнула я. Я не могла сдержать удивления и радости при его виде. Дафна выглянула из машины и сердито посмотрела на меня. Все стоящие неподалеку тоже обернулись. Брюс Бристоу, который собирался пересадить Жизель из кресла в лимузин, остановился, чтобы поднять глаза, а Жизель пропела:

– Посмотрите-ка, кто пришел в последний момент. Хотя с нашей последней встречи прошло несколько месяцев, казалось, что пролетели годы. Поль выглядел возмужавшим, черты его лица стали тверже. В темно-синем костюме и галстуке он казался выше и шире в плечах. Сходство между Полем, Жизель и мной угадывалось в очертаниях носа и небесно-голубых глазах, но его волосы, смесь светлых и темных – людей с такими волосами акадийцы называют шатенами, – были тоньше и длиннее. Когда он побежал, чтобы догнать меня до того, как я сяду в машину, Поль отбросил назад упавшие на лоб пряди.

Не говоря ни слова, он обнял и поцеловал меня.

– Это еще кто? – требовательно спросила Дафна. Те, кто еще не ушел с кладбища, обернулись, чтобы все увидеть и услышать.

– Это Поль, – быстро сказала я, – Поль Тейт.

Дафна знала о нашем сводном брате, но она отказывалась признавать его или даже упоминать о нем. Мачеха ничего не захотела слышать о нем, когда Поль единственный раз приезжал навестить нас в Новом Орлеане. Теперь она скривила рот в некрасивой гримасе.

– Сожалею о вашем горе, мадам, – сказал Поль. – Я приехал так быстро, как только смог, – добавил он, поворачиваясь ко мне, так как Дафна ему не ответила. – Я позвонил в школу, чтобы поговорить с тобой, и одна из девочек из общежития сообщила мне о том, что произошло. Я тут же сел в машину и приехал прямо в дом. Дворецкий рассказал мне, как проехать на кладбище.

– Я рада, что ты приехал, Поль, – заверила я.

– Может быть, мы все сядем в машину и отправимся домой, – недовольно заговорила Дафна, – или вы собираетесь остаться на кладбище и проговорить целый день?

– Поезжай за нами к дому, – сказала я Полю, садясь рядом с Жизель.

– Он очень симпатичный, – прошептала мне сестра, когда мы уселись. Дафна только посмотрела на нас обеих.

– Я не хочу больше никаких посетителей сегодня, – объявила она, когда машина свернула в Садовый район. – Встреться со своим сводным братом вне дома и не задерживайся. Я хочу, чтобы вы обе начали собирать свои вещи, так как завтра вы возвращаетесь в школу.

– Завтра? – воскликнула Жизель.

– Разумеется, завтра.

– Но это так скоро. Мы должны остаться дома еще по крайней мере на неделю из уважения к папе.

Дафна криво улыбнулась.

– И что ты будешь делать эту неделю? Ты собираешься сидеть, размышлять, читать и молиться? Или болтать по телефону с друзьями и принимать их ежедневно?

– Что ж, мы не обязаны превращаться в монашек, если папа умер, – возразила Жизель.

– Именно так. Вы вернетесь завтра в «Гринвуд» и снова приступите к занятиям. Я уже обо всем договорилась, – закончила Дафна.

Жизель скрестила руки на груди и, нахмурившись, выпрямилась.

– Нам надо сбежать, – пробормотала она. – Вот что нам следует сделать.

Мачеха услышала это и улыбнулась.

– И куда же ты побежишь, принцесса Жизель? К полоумному дяде Жану в санаторий? – спросила она, поглядывая на меня. – Или ты присоединишься к сестре и вернешься в райский уголок на болотах, чтобы жить среди людей, которые зубами разгрызают панцири у крабов?

Жизель отвернулась и стала смотреть в окно. Впервые за весь день слезы потекли у нее по щекам. Как бы мне хотелось думать, что она плачет теперь из-за тоски по папе, но я знала – ее слезы вызваны досадой от перспективы возвращения в «Гринвуд» и скорого расставания с друзьями.

Когда мы приехали домой, сестра была слишком подавлена, чтобы даже встретиться с Полем. Она позволила Брюсу пересадить ее в кресло и отвезти в дом, не сказав при этом ни слова ни мне, ни Дафне. Мачеха оглянулась на меня с порога, когда машина Поля подъехала к дому.

– Не задерживайся, – приказала она. – Я не в восторге от того, что всякие акадийцы являются в дом. – Дафна повернулась ко мне спиной и вошла в дом, прежде чем я смогла ответить.

Как только Поль вышел из машины, я подошла к нему и бросилась в его успокаивающие объятия. Неожиданно вся печаль и одиночество, которые я удерживала в моем разбитом сердце, хлынули наружу. Я зарыдала, уткнувшись ему в грудь, мои плечи вздрагивали. Поль погладил меня по волосам, поцеловал в лоб, прошептал слова утешения. Наконец я перевела дыхание и отстранилась от него. Мой сводный брат уже приготовил платок, чтобы вытереть мои слезы и высморкать нос.

– Прошу прощения, – сказала я. – Я ничего не смогла с собой поделать, но я по-настоящему не плакала о папе с тех пор, как приехала из школы. Дафна сделала нашу жизнь такой тяжелой. Бедный Поль, – говорила я, улыбаясь сквозь слезы, – тебе пришлось стать тем, на кого пролились все мои слезы.