Свет в ночи

– Как тебе будет угодно. – Директриса снова выпрямилась. – Я знала, что ты будешь вести себя вызывающе до конца, и у меня было мало надежды на то, что ты облегчишь положение своей семьи, особенно после той трагедии, которую только что пережила твоя мачеха. Мне тебя жаль, но, вероятно, тебе лучше вернуться к себе подобным.

– Ах, миссис Айронвуд, вопрос не в том, как мне лучше поступить, – возразила я. – Подобные мне люди не смотрят свысока на тех, кому не случилось разбогатеть или быть родом из знатной семьи. Люди моей породы не устраивают заговоров и ничего не замышляют, – бросила я. Векам стало горячо от выступивших слез, но я сдержалась, чтобы не доставить директрисе удовольствия насладиться моим унижением. – Но я не хочу, чтобы меня вышвырнули отсюда под предлогом сфабрикованных обвинений и хитрости, основанной на ненависти.

Железная Леди посмотрела на миссис Рэндл, которая тут же опустила глаза на свой блокнот.

– Для протокола, – снова начала диктовать миссис Айронвуд, – следует записать, что ученица Руби Дюма отрицает все обвинения и желает присутствовать на официальном слушании. Ее информировали о ее правах…

– Правах? Какие у меня здесь права? – поинтересовалась я с саркастическим смешком.

– Ее информировали о ее правах, – подчеркнуто повторила директриса. – Вы все записали, миссис Рэндл?

– Да, – быстро ответила та.

– Дайте ей подписать протокол, как предписывает устав, – велела миссис Айронвуд. Секретарша повернула ко мне блокнот и придвинула его поближе, одновременно протягивая ручку.

– Ты должна подписать здесь, – проинструктировала она меня, указывая на черту, проведенную внизу страницы. Я вырвала ручку у нее из пальцев и начала подписывать.

– Ты не хочешь сначала прочесть? – спросила директриса.

– А зачем? – поинтересовалась я. – Это отлично отрепетированное представление с заранее известным концом.

– Тогда зачем продолжать? – тут же задала она вопрос.

Действительно, подумала я, зачем продолжать? Потом я вспомнила о бабушке Катрин, о том, сколько раз она говорила, что надо принимать самый суровый вызов, все неизвестное, темное. Бабушка всегда охотно боролась за правду, несмотря на то, насколько ужасными были препятствия на пути к успеху.

– Я буду продолжать для того, чтобы все, кто участвует в этом заговоре, смогли посмотреть мне в лицо и дали мне возможность объясниться с ними, – ответила я.

Глаза миссис Рэндл раскрылись от удивления и некоторого одобрения, которое, она была уверена, миссис Айронвуд не заметит.

– Теперь ты можешь вернуться к занятиям, – произнесла Железная Леди. – Ты должна прийти ровно в четыре. Если не появишься, тебя будут судить заочно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответила я и встала. У меня чуть было не подкосились ноги, но я закрыла глаза и мобилизовала всю свою силу воли. Распрямив плечи и высоко подняв голову, я повернулась и вышла из кабинета миссис Айронвуд, ни разу не споткнувшись. Только когда я уже сидела на первом уроке, я осознала, что произошло, и какая-то парализующая слабость овладела мной.

Весь день я ходила словно зомби. Я никому не рассказала о моей встрече с директрисой, о том, в чем меня обвиняют и что за этим должно последовать. Но не было никакой необходимости делиться с этим хотя бы с одной живой душой. Как только Деборе Пек сказали, что она будет присутствовать на слушании об исключении, новости разлетелись по всем коридорам и классам быстрее, чем угорь на болоте бросается за добычей. После полудня девочки уже все знали и говорили обо мне. Перед последним уроком Жизель перехватила меня в холле, сначала набросившись на меня за то, что я не пришла со своей проблемой прямо к ней, а потом выразив свое удовольствие, потому что, раз меня выгоняют из «Гринвуда», значит, и ее тоже.

– Я не сказала тебе именно из-за того, как ты себя ведешь, Жизель, – сказала я. – Я знала, как ты обрадуешься и станешь злорадствовать.

– Зачем тебе возиться с этим слушанием? Давай просто позвоним Дафне и скажем ей, чтобы она прислала лимузин.

– Потому что все это вранье, вот почему, и я не собираюсь спускать этого Железной Леди, если только смогу, – возразила я. – Я не хочу уехать отсюда, осыпанная бранью, вымазанная дегтем и обваленная в перьях.

– Что ж, если ты не прекратишь это, ты просто будешь упрямой акадийской дурой. Ты не пойдешь на слушание, Руби, – приказала Жизель. – Слышала, что я сказала? Ты не пойдешь.

– Я должна идти на урок, Жизель. Я не хочу добавлять еще и опоздание ко всему прочему и давать директрисе еще один повод, чтобы вцепиться в меня, – произнесла я, начиная обходить кресло.

Сестра схватила меня за рукав блузки.

– Просто не ходи туда, Руби. Я вырвала руку.

– Пойду, – отрезала я. В моих глазах было столько ярости, что мне опалило щеки.