Свет в океане

Ни слова больше. Ни даты, ни инициалов, ни подписи.

– Гвен! Гвен, вставай! – Она забарабанила в дверь спальни сестры. – Посмотри! Она жива! Грейс жива! Я была уверена!

Гвен со вздохом поднялась, готовясь выслушать очередную фантазию, порожденную больным воображением сестры. Однако при виде погремушки ее отношение моментально изменилось: она сама заказывала ее с отцом в ювелирной лавке в Перте и обсуждала узор с серебряных дел мастером. Она осторожно взяла погремушку в руки, будто та была яйцом, из которого вот-вот могло вылупиться чудовище.

Ханна сквозь слезы улыбалась, блуждая взглядом по комнате.

– Я же говорила! Моя любимая Грейс! Она жива!

Гвен положила ей руку на плечо.

– Давай сохранять спокойствие, Ханна. Завтра утром мы заедем к отцу и попросим сходить с нами в полицию. Там наверняка знают, что нужно сделать. А теперь постарайся уснуть. Завтра нам всем понадобится свежая голова.

О сне не могло быть и речи. Ханна ужасно боялась, что стоит ей закрыть глаза, как все исчезнет. Она отправилась на задний дворик и, устроившись на качелях, где когда-то сидела с Фрэнком и Грейс, принялась разглядывать мириады звезд, светивших на небе. Своим ровным светом они действовали успокаивающе и вселяли надежду. Конечно, в своем бесконечном величии им не было дела до коротких мгновений людских жизней. И все же у нее была погремушка, которая вселяла надежду. Это уж точно никакая не мистификация, а настоящий талисман любви – символ отцовского прощения, который держали в руках и ее дочь, и те, кто ее любил. Ей вспомнился курс античного искусства и миф о Персефоне и Деметре, который вдруг обрел черты реальности и претворился в жизнь: как и в мифе, ее дочь возвращалась из небытия.

Она чувствовала – нет, знала! – что кошмару, в котором она пребывала все последние годы, наступает конец. Когда Грейс окажется рядом, жизнь снова обретет смысл и они обе испытают счастье, которого были лишены так долго. Ханна поймала себя на мысли, что улыбается забавным воспоминаниям: как Фрэнк пытался поменять подгузник; как отец изо всех сил старался сохранять спокойствие, когда его внучка отрыгнула съеденное прямо на рукав его лучшего костюма. Впервые за долгие годы ее душа пела. Только бы дождаться утра!

Чтобы не позволить сомнениям прокрасться в душу, Ханна принялась вспоминать всякие мелочи: как волосики на затылке у Грейс были жиже, чем на макушке, потому что терлись о пеленку; какие крошечные беловатые лунки были у основания ноготков на пальчиках. Она бережно хранила в памяти все мельчайшие детали, и только ее душа знала о дочери все до последней капли. И ее безмерная любовь приведет малютку домой и защитит от всех невзгод.