Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней

Чувствую себя, по приезду в свой монастырь, столько же немощным, как чувствовал в бытность мою в святой обители Вашей. Но при удалении моем от должности и при перемещении в уединение Вашего Скита, может быть, по особенной милости Божией, дастся мне время на покаяние и я потянусь несколько годов. В таком случае Валаамский Скит может понаселиться расположенными ко мне иноками, как населился Оптин при пришествии туда о. Леонида.

На сие письмо мое покорнейше прошу ответа Вашего, сообразно ему буду заботиться о дальнейшем устроении сего дела. С понедельника думаю отправиться в Ладожский Монастырь недели на три.

Вашего Высокопреподобия Всепокорнейший послушник

Подлинное подписал Архимандрит Игнатий

25 Сентября 1855».

Разумеется, Дамаскин готов был пойти на послабления для такого насельника, коим стал бы архимандрит Игнатий, и пошел бы, но Господь назначил другой путь святителю.

И, в общем-то, можно понять, почему не попущено было, чтобы расколотая православная Россия, хотя бы в лице святителя Игнатия (Брянчанинова), воплотившего в себе культуру дворянской России с ее горними вершинами и пропастями порока, с ее благородством и вольнодумством, с ее самоотверженностью и гордыней, соединилась с Валаамом, олицетворяющем народную Россию, оболганную на Церковных соборах XVII века, униженную петровскими реформами, но и в униженности, в оклеветанности сохраняющую православие как единственное богатство свое…

О, если бы встретились эти две России!

Увы… Не было на то Божией воли…

И не могло быть, потому что – это и видно из письма святителя! – пока искался путь внешний, пока для соединения оговаривались внешние уступки и послабления, а соединение такое может быть только внутренним, соединением в самых сокровенных глубинах души…

В каком-то смысле весь земной путь святителя Игнатия (Брянчанинова), с его епископским служением, с его литературными работами, с устроением Никольского Бабаевского монастыря – это путь к внутреннему соединению с православием народной России. А оно с каждым годом все яснее и яснее олицетворялось для святителя Игнатия с Валаамским монастырем, с его игуменом Дамаскиным…

«…Спаси Господи за приглашение на Валаам! Нет, родной (выделено нами. – Н.К.) мой! Видно я простился навсегда с Валаамом, так сужу по болезненности моей. Надо собираться в путешествие иное уже не по водам, а по воздуху. На все свое время и за все слава Богу! – пишет святитель Игнатий игумену Дамаскину 27 февраля 1862 года. – Здесь вводим многое по Валаамскому и Саровскому образцу. Столбовое пение заведено; откровение помыслов старцам заводим, особливо для новоначальных, старожилов же не принуждаем…»

Последнее письмо Дамаскину святитель Игнатий (Брянчанинов) написал за год до своей кончины. Он не знал (или знал?), что это письмо последнее, но щемяще-нежная печаль расставания пронизывает каждую строку его.