Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней

Эта запись в Новгородской Кормчей книге, как мы говорили, противоречит свидетельству сохранившейся Софийской летописи, по которому еще в 1163 году были обретены мощи преподобных Сергия и Германа.

Но сколько других свидетельств, опровергающих пусть и не саму запись в Кормчей книге, но выводы, которые делаются из нее, было уничтожено?[8]

Разумеется, пока спор шел в рамках православной традиции, никто не покушался на преподобного Авраамия, стоящего с посохом, дарованным ему евангелистом Иоанном Богословом, на защите древности валаамского православия…

Тогда существовало как бы две истории…

Политически выверенная история Валаама, необходимая для доказательства, что Валаам исконно новгородская, а значит, и русская земля; и церковная история, которая, не опровергая историю политическую, вела отсчет истории Валаама с времен Андрея Первозванного…

Как это ни удивительно, но истории эти вполне могли существовать параллельно. Многие факты политической истории – и это как раз и доказывает искусственность ее – подходят для любой истории…

Ведь, если разобраться, даже запись о позднейшем основании монастыря на Валааме ничему не противоречит. Преподобные Сергий и Герман основали (смотри житие Авраамия Ростовского) монастырь во имя Живоначальныя Троицы… Валаамский Спасо-Преображенский монастырь мог быть основан и позднее, и его основание не перечеркивает предыдущей монастырской истории Валаама…

Но такое параллельное существование двух историй было возможно только во времена Святой Руси, когда высоко было уважение к церковному преданию вообще… В послепетровские времена, когда Валаам окончательно закрепился за Российской империей, закрепили и «младшесть» Валаамского монастыря уже на уровне официальной историографии. И хотя преподобный Авраамий Ростовский с жезлом, полученным от евангелиста Иоанна Богослова, продолжал опровергать эту ложь, на это уже не обращали внимания. В послепетровской Руси и сам Авраамий стал преданием…

Глава вторая

Мы останавливаемся на спорах о древности Валаамского монастыря потому, что и сейчас они не утратили своей духовной остроты. Вглядываясь в историю Валаама, ясно видишь, что строительство православного государства и распространение православия отнюдь не тождественные друг другу процессы…

Валаамское православие, не ощущая себя официальной идеологией, не нуждалось в «мече и огне» для укрепления и распространения, оно распространялось как бы само по себе, не покоряя, а вовлекая в себя племена и народы, соединяя их в единой православной общности, которая и стала основанием Святой Руси…

И не потому ли так схожи с лучами света дела и свершения валаамских подвижников?

В двенадцатом веке уходит из Валаамского монастыря преподобный Корнилий, чтобы основать первый на Онежском озере, Палеостровский, монастырь…

В четырнадцатом веке уйдет с Валаама на другой ладожский остров, Коневец, преподобный Арсений…

Здесь, у подножия Святой горы, где многие годы спустя явится Божия Матерь, в те давние времена находился почитаемый местными язычниками идол – конь-камень. Поселившись на острове, преподобный Арсений с молитвой окропил камень святою водой, и черная стая воронов, вырвавшись из камня, улетела на Выборгский берег в глубокую лахту, которую и доселе называют Чертовой…

А в 1429 году покинули Валаам преподобный Савватий, а следом за ним и преподобный Герман – будущие устроители Соловецкой обители…

Три острова – на Ладоге, на Онеге, на Белом море… Три монастыря, вставших на самом краю Православной Руси… И утверждала этот рубеж не княжеская власть, не воинская сила, а одинокие, ищущие молитвенного уединения иноки, вооруженные, как и апостол Андрей Первозванный, лишь Крестом да Евангелием.

Никак не связано с Валаамом – светильником христианской веры – появление в 1383 году в небе над Ладогой чудотворной Тихвинской иконы Божией Матери, и все же связь эта очевидна.

У иконы, которую увидели в тот день ладожские рыбаки, долгая история. Ее написал, как утверждает предание, евангелист Лука еще при земной жизни Пресвятой Богородицы. Долгое время икона находилась в Антиохии, затем попала в Иерусалим, позже ее перевезли в Константинополь.

В восьмом веке, спасая образ от иконоборцев, его замуровали вместе с горящей лампадой в стене Пантократорской обители. Через шестьдесят лет, когда извлекли икону из тайника, увидели, что огонек в лампаде по-прежнему горит. Словно и не было шестидесяти лет борьбы с еретиками.

За семьдесят лет до падения Константинополя икона исчезла из Византии, и в том же году ее, «плывущую по воздусем», как бы поддерживаемую лучами валаамского света, увидели над Ладогой. Сопровождаемая толпами богомольцев, икона проследовала до берега Тихвинки и опустилась на землю.

Эта Тихвинская икона Божией Матери, помимо многочисленных чудотворений, совершавшихся от нее, почиталась еще и Охранительницей северных пределов Руси…