Свет во тьме

Вскоре Настасья, миловидная, кругленькая маленькая старушка, уже накрывала на стол. Она принесла чай, кофе, булочки и сладости. Начался общий разговор о саде, окрестностях, погоде и пасущихся без привязи коровах соседей.

В конце концов Эдуард решил перейти к делу.

– Ну что ж, – серьезно сказал он, – как я понимаю, в Прахове не все обстоит так благополучно.

Вера сразу же достала блокнот.

– Увы, это так, и нам не очень приятно тащить сюда за собой наши беды, – подтвердил Михаил.

– Прячься не прячься, а проблемы от этого не исчезнут, – с улыбкой заметил Панов. Он посмотрел через окно на верхушки деревьев, безграничное небо и продолжил: – До сих пор не знаю, вправе ли я был бросить университет. Но что же мне оставалось делать?

Михаил справился в своих записях.

– Давайте посмотрим. Вы сказали по телефону, что вы ушли…

– В конце июня, около года назад.

– И Корнеев занял ваше место.

– И, как я понимаю, занимает до сих пор.

– Да, верно. Принадлежал ли он к этому… Внутреннему Кругу, не знаю, как назвать его точнее.

Панов на минуту задумался:

– Меня бы это не удивило. Он должен был входить в эту группу, чтобы получить назначение.

– Значит, существует какая-то группа?

– Несомненно. Я это понял моментально. Все члены университетского правления были как горошины из одного стручка: вели себя одинаково, произносили одно и те же слова… Я сразу догадался, что не подхожу для клуба. Я был среди них чужаком, даже врагом, потому-то они меня и вышвырнули.

– Скандал разгорелся вокруг использования университетских доходов?

– Совершенно верно. – Панов восстанавливал события в памяти. – Вначале я ничего не подозревал, пока мы не заметили странные затяжки платежей по счетам. Это была вовсе не моя обязанность – следить за финансовой дисциплиной, но когда до меня стали доходить слухи, я спросил Купцова, в чем дело. Он ни разу не ответил прямо на мои вопросы. Тогда я попросил независимого ревизора, приятеля моего друга, разобраться в том, что делалось в нашем экономическом отделе. Не знаю, как ему это удалось, но он напал на след.

– Можете вы назвать его имя? – не удержалась Вера.

Панов пожал плечами:

– Иванов, Роман Иванов.

– А как его найти?

– Увы, его уже нет в живых.

Как жаль. Михаил начал терять надежду.

– А он хоть оставил после себя какие-нибудь записи, бумаги, что-нибудь?

Панов покачал головой:

– Если они и остались, то для нас они все равно потеряны. Почему, вы думаете, я тут отсиживаюсь? А ведь я довольно хорошо знаком с Ильей Матиловым, государственным прокурором. Я решился все рассказать. Но надо всегда учитывать то обстоятельство, что власть трудно заставить высунуть голову из своей раковины. Она не желает ни во что вмешиваться.

– Ладно… Ну и что этот Роман Иванов откопал?

– Когда он пришел ко мне, то был в панике. Деньги от объявлений и платежи за учебу исчезали и потом поступали неизвестно откуда. И было ясно, что они не приносили никаких процентов, никаких доходов. Они как будто падали в бочку и бесследно исчезали. Эти господа манипулировали цифрами, пытаясь скрыть, что оплачивали просроченные счета совершенно с другого счета… Словом, была полная каша.

– Стоимостью в несколько миллионов?

– Громадные суммы университетских доходов утекали год за годом совершенно бесследно. Где-то там, видимо, существует ненасытное чудовище, поглощавшее все наши прибыли.

– И тогда вы потребовали ревизии?

– Да. Арсений Купцов взвился под потолок. Наши отношения перешли с деловых на личные. Это меня окончательно убедило, что университет испытывает большие затруднения и что в них повинен Арсений Купцов. Но он ничего не мог сделать один. Поэтому, когда голосовали за мою отставку, мнение было единодушным.

– Но какова цель? – спросила Вера. – Для чего им ставить под удар экономическое положение университета?

Панов только покачал головой:

– Я не знаю, что они пытаются сделать, но если нет никакого другого, тщательно скрываемого объяснения тому, куда пропадают деньги и как можно покрыть недостачу, то университет, видимо, приближается к банкротству. Корнеев должен об этом знать. Для меня ясно, что он причастен и к финансовым махинациям, и к моему увольнению.

Михаил полистал свои заметки.

– Ну, а как вписывается в общую картину наша дорогая профессорша?

С минуту он обдумывал ответ.

– Лихова всегда была руководителем, имеющим несомненное влияние. Она целиком и полностью контролирует всю группу, но в то же время существует некто более сильный, и ему подчинена Лихова.

– И вы даже не догадываетесь, кто это может быть?

Панов покачал головой.

– Что вы еще знаете о ней самой?

– Училась в Питере, преподавала в других ВУЗах, прежде чем попала к нам в университет. На факультете она не меньше шести лет. Насколько я помню, всегда интересовалась восточной философией и оккультизмом. Ее учение и рекомендации по его применению нашли отклик среди студентов и среди преподавателей.

– Кто же из них на это прельстился?

– Среди коллег Лиховой могу назвать Маргариту Островкину… Вы ее, может быть, знаете?

– Я думаю, моя подруга Рита Филиппова знакома с ней, – заметила Вера.