Свет во тьме

Вот таким и представлялся настоящий атеист в идеалистических фантазиях Евгения Алексеевича. А на деле ему пришлось столкнуться с суеверными профессорами-философами, беспринципными чиновниками типа Эльвиры Львовны Свинаренко и полковника Петрова. И в то же время среди верующих он увидел много совсем других людей. Ему глубоко импонировал настоятель петровского собора архимандрит Анатолий, а перед митрополитом Исайей, уполномоченный испытывал чувство, похожее на благоговение. Конечно, митрополит не перенес таких жутких мучений, как любимый Ивановым писатель; конечно, он не отстаивал так явно и публично свои идеалы, по крайней мере, насколько это видел уполномоченный. Но архиерей был человеком безусловно цельным, безраздельно верящим в то, что ему дорого и не жалеющим для отстаивания этого ничего в жизни. Евгений Алексеевич часто ловил себя на мысли, что он не выдержал бы судьбы, которая досталась митрополиту. Тем более управляющий епархией при их редких встречах (обычно все решал Козлевич) был всегда настолько добр, столько любви к людям было в его исстрадавшихся глазах, что уполномоченному становилось не по себе. Он словно возвращался в детство, когда его, совсем маленького, бабушка тайком от родителей водила его причащать в деревенскую церковь.

Поэтому так неприятно было ему слушать бессмысленные по своей сути (так как они все равно ничего не меняли) разговоры полковника Петрова о необходимости сменить «неблагонадежного» архиерея. А уж подлинное отвращение ему внушали протоиерей Петр и протодиакон Юрий. Да, они проводили ту генеральную линию, которую все советские работники должны были проводить, но как люди были неприятны.

…Неожиданно резко зазвонил телефон. Уполномоченный снял трубку.

— Иванов, слушаю.

— Евгений Алексеевич, это Мальков Иван Петрович, из городской комиссии.

— А, Иван Петрович, — устало протянул уполномоченный. Лектор общества «Знание» из городской комиссии по контролю за соблюдением советского законодательства о культах Мальков был одним из тех, кого Иванов считал клинически больными людьми и терпеть не мог с ними говорить. Поэтому он так же устало продолжил: — Ну что там у вас опять стряслось?

— Чрезвычайное происшествие, Евгений Алексеевич. Пришел я в эту субботу вечером в собор, там шла служба. Я частенько хожу: записываю, не говорят ли в проповедях или частных беседах какой-нибудь антисоветчины. Так вот служба была длиннющая, наверное, специально хотели, чтобы я до конца не достоял, чтобы потом свободно поговорить о чем угодно. Но я-то терпеливый! И вот затянул там хор такую длинную песню с завываниями про вавилонские реки. А в конце там все без конца повторялось: «блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень». И много так раз. Меня заинтересовало, что под этим подразумевается. Подошел я к священнику Георгию Грицуку и спрашиваю об этом. А он говорит: «Это значит, что вавилонские дети такие поганые, что тот, кто их возьмет и расшибет о камень, будет блаженным».

— Он же вас знает, еще за Гитлера обещал, дословно, «всю рожу разбить», чего же он с вами разговаривает? — развеселился уполномоченный, а про себя подумал: «И правда, разбил бы кто-нибудь тебя о камень».

— Это откуда у вас такие сведения? — испугался Мальков.

— От вашего коллеги по комиссии Карпова.

— А, — сразу успокоился тот, — это просто злопыхательство, он завидует, что не сам про Гитлера услышал.

— Не знаю — не знаю.

— Ну так к делу. Я же сразу себе отметил: как такое утверждение соотносится с гуманным отношением к детям вообще, с нашей политикой на Ближнем Востоке, с палестино-израильским конфликтом? Какой прекрасный материал для выступления на комиссии и для антирелигиозной лекции в обществе «Знание»! И тут, как назло, влез этот настоятель архимандрит Анатолий. Услышал нас и говорит: «Что же вы, отец Георгий, не дело человеку говорите!»

— Как же он объяснил? — продолжал веселиться уполномоченный, знавший несложное обычное толкование.

— Ну, скучно объяснил. Что Вавилон — символ греха, его дети — отдельные грехи. Блаженный — тот, кто сможет их в себе истребить.

— Но вы не волнуйтесь так, Иван Петрович. Священник Георгий Грицук будет переведен в один из райцентров, даже не настоятелем.

— А кого же мы будем обсуждать на комиссии? На чьих проповедях и частных беседах я буду строить свои антирелигиозные лекции? — испугался Мальков.

— Раньше надо было думать, меньше бы жаловались. Обсудите помощника старосты собора Льва Александровича — он недавно перепутал вестибюль горисполкома с городским туалетом и даже административный штраф получил десять рублей.

— Ну да, его обсудишь… Ведь у него дочь и есть председатель нашей комиссии… И деньги на штраф он у нее взял… Да потом, он ведь и не священник вовсе… — совсем поскучнел лектор общества «Знание».

— Ну, ничем больше вам помочь не могу. А сейчас, простите, я больше говорить не могу, у меня много дел, — и уполномоченный положил трубку.