Свет во тьме

Впрочем, достаточно невысокую оценку давали ученым работам, защищенным в духовных академиях в советское время и даже в постсоветский период, и некоторые из их преподавателей. Так иеромонах (в настоящее время митрополит) Иларион (Алфеев) в 1997 году писал: «Диссертации — как магистерская, так и докторская — должны оцениваться из качества, а не из количества страниц. В наших духовных академиях иногда представляют на соискание магистерской степени восьмитомный труд, посвященный богословию какого-нибудь автора, — при этом первые четыре тома составляют пересказ основных сочинений этого автора, а последние четыре — „симфонию“ по его трудам (тот же материал, только организованный тематически). Научное значение такой диссертации, по сути, равно нулю, но труд в нее вложен немалый. Оппоненту тоже не так легко найти время, что бы прочитать восемь томов; в результате в некоторых духовных академиях магистранты допускаются до своей защиты по несколько лет». Лишь после 2000 года ситуация начала изменяться в лучшую сторону; требования к церковным диссертациям стали приближаться к предъявляемым ВАК РФ.

Протоиерей Петр был по-своему привязан к епископу Исайе. Задание сфабриковать документы и свидетельствовать против архиерея на заказном суде он выполнил с тяжелым сердцем. После этого и появились у него раздражительность и проблемы с давлением. Тем более, что для него лично время нахождения епископа не у дел ничего хорошего не принесло. Хозяева рассудили, что Исайя еще может выйти, а пока товарищ Козлевич пусть отдохнет. И он «отдыхал» эти годы на уязвлявшей его самолюбие должности рядового соборного священника. Материально он и его жена были обеспечены хорошо, была возможность даже помогать взрослому сыну и его семье. Но ему, чувствовавшему за спиной поддержку Совета и спецслужб, в силу этого привыкшему к беспрекословному подчинению всех священнослужителей, тяжело было оказаться на несколько лет одним из таких вот простых священников. Ведь его работой было отслеживать жизнь каждого из них, о малейшем проступке сообщая в соответствующие инстанции. Его боялись, его сторонились, как и раньше, только вот ненависть скрывать стали хуже.

Когда епископ Исайя был освобожден и стал митрополитом, Козлевич приободрился. Но радости от того, что вновь стал секретарем, не получил, о чем выше уже говорилось.

Уместно здесь вспомнить и еще об одном «помощнике» митрополита Исайи, которым был так доволен полковник Петров. Это был протодиакон Юрий, также неизменно сопровождавший архиерея. Для объективного контроля за архиереем и духовенством требовались два человека, каждый из которых следил бы за тем, насколько другой хорошо выполняет свои обязанности. Его биография была менее богатой. Он был примерно ровесником протоиерея Петра. Помешанные на истории родители при рождении назвали его Юлием в честь Цезаря. Юлий с детства обладал прекрасным голосом и музыкальным слухом. Уже к восемнадцати годам у него сформировался достаточно густой бас. В годы НЭПа, погнавшись за легкими деньгами, молодой человек принял сан диакона для служения в одной из московских церквей. При первой же перемене в политике он перешел на работу артиста филармонии, сменил имя Юлий на более приличествующее мужчине Юрий. В Великой Отечественной войне он участвовал в качестве солиста ездившей по фронтам агитбригады. Получил несколько медалей. После войны был вызван в НКВД. Там ему объяснили, что он может быть более полезен государству не в качестве артиста, а если вернется к службе диакона. Можно отказаться, но ведь нужно и о семье подумать, да и о себе самом. Так он стал протодиаконом епископа Исайи с тем же кругом обязательств перед государством, что и протоиерей Петр, но меньшими полномочиями. Можно добавить в качестве казуса, что полковник Петров, который вечно все раскапывал, при знакомстве сказал протодиакону Юрию: «А я ведь знаю, что раньше вы были Юлием. Отчего же мужчине дали такое имя?»