Свет во тьме

… Но вот годы учебы закончились. Александр защитил незамысловатую диссертацию на степень кандидата богословия, которая даже и называлась-то тогда «курсовой работой». За время учебы он зарекомендовал себя как спокойный, ответственный человек, всегда готовый помочь другому, беспрекословно слушавшийся начальство. Все чувствовали, что Александр глубоко верующий, но ничего показного, тем более «религиозного фанатизма» в нем не было. Поэтому ему предложили остаться для преподавательской работы. Но он отказался, так как душа его стремилась к реальному священническому служению. Поскольку рекомендацию Александр получил из Петровской епархии, то в распоряжение ее правящего архиерея он и был направлен. Архимандрит Анатолий все восемь лет обучения переписывался со своим подопечным. Узнав, что скоро он прибудет в епархию, архимандрит, как всегда дипломатичный, обратился к Козлевичу.

Того сложно было в чем-то убедить, но отец Анатолий и у него нашел нужную струнку. Козлевич был магистр богословия, всех остальных священнослужителей епархии называл не иначе, как «неучи», «недоумки», «тупицы» и «кретины». А Александр был уже кандидатом богословия. С одной стороны, не ровня епархиальному секретарю, а с другой — явно не тупица. «Отец Петр, Вы подумайте, зачем его образование в деревне?» — завел разговор соборный настоятель. «Верно, это тебе, неучу, там место, — сразу ответил тот. — Только уполномоченный у нас больно добренький». И благодаря помощи архимандрита Анатолия судьба Александра второй раз была решена. Уполномоченный по рекомендации протоиерея Петра Козлевича дал разрешение на его рукоположение для служения в качестве священника петровского собора. И вот сейчас Александр вместе со своим покровителем ждал приема у митрополита. После договоренности уполномоченного с Козлевичем встреча была формальностью, но молодой кандидат богословия считал формальностью не ее, а все эти закулисные договоренности, о которых ему вкратце рассказал архимандрит Анатолий. Тот видел переживания своего духовного сына и постарался разрядить атмосферу.

— Ну, Саша, надеюсь, ты не передумал принять сан безбрачным? Ведь назад дороги не будет.

— Вы же знаете, что это мое искреннее решение. Я не смогу разрываться между церковью и семьей, мне на это просто здоровья не хватит.

— Тебе повезло, что наш уполномоченный такой спокойный человек, а отец Петр как-то не обратил внимания на то, что ты не женат. Ведь целибат — это почти тот же монах, а монахов они ненавидят больше, чем семейных священников. На тех есть дополнительные рычаги давления — через жену, детей.

— Тем более. Да и не было как-то у меня никогда подруги.

— Если к твоим-то годам не женился, то и не надо. Помню, я поступил в семинарию в Лавре после ее открытия. Со мной вместе поступил такой Вася, лет на десять старше меня, сейчас ему, наверное, уже больше шестидесяти. Так вот вся семинария над ним смеялась, когда он начинал расписывать, какая у него должна быть жена. Обязательно чтобы блондинка, глаза голубые, талия тонкая, черты лица красивые. Чтобы она и петь умела, и готовить, и хозяйство вести, чтобы любила его без памяти, во всем его слушалась… Чего-то он еще выдумывал, сейчас всего и не припомнить. Так вот закончил он семинарию, в академию поступил. Местные девчонки ему не нравились, так вот он везде ездил в поисках своей мечты. Приезжал, помню, и в Петрово. Я тогда еще только-только стал священником, тоже целибатом, как и ты, и так же, как ты, сразу был определен в собор. Меня всегда влекло к принятию монашеского пострига, но целибату стать монахом легче, чем просто мирскому человеку, ведь он все равно уже «пропащий». Так вот Василий, а ему уже лет тридцать пять было, приехал и ко мне: может здесь есть такая девушка, какую он ищет. А тогда, какое-то время после войны, власти сквозь пальцы на нас смотрели. Ходили в собор несколько девчонок. Я им предложил: познакомьтесь, может, выйдете замуж за будущего батюшку. Ну, а они, в принципе, все этого хотели. Познакомил их. Вася, хоть и седеть уже начал, но еще красивый тогда был. Сначала понравился, но как только начал описывать, какой должна быть его избранница… Петровские девчонки — фабричные, простые, они его так на смех подняли, что он тем же днем уехал и больше со мною не разговаривал с тех пор. Но вот когда я ездил тебя встречать в академию, пока ждал, смотрю, в коридоре идет какой-то старичок с палочкой. Пригляделся, а это и есть Вася. Поздоровался. Теперь, конечно, уже Василий Иванович, доцент Московской духовной академии. Спрашиваю: «Ну как, Василий Иванович, у вас жизнь? Конечно же, вы семейный человек, ведь вы всегда к этому так стремились». Представляешь, что он ответил? «Нет, — говорит, — так все в поиске». Даже магистерскую диссертацию не смог написать, все у него блондинка с голубыми глазами греческие буквы собой заслоняла. И ведь что обидно: талантливый человек, а такому пошлому и пустому мечтанию посвятил свою жизнь.

— Но вы же знаете, что у меня нет таких мыслей.