Открыв парадную дверь шато, Эмили широко ее распахнула. Антон толкнул кресло Алекса через порог, и они оказались в обширном холле, пустом, если не считать прислоненной к стене лестницы, которую оставил маляр, нанеся последний слой краски.
– Ух ты, – выдохнул Антон, задрав голову. – Да тут стало еще просторней!
– Кажется после свежей покраски, мы привыкли к виду штукатурки. – Эмили перевела взгляд на пол и одобрительно покивала. – Мрамор восстановили просто отлично. Жаль было бы его потерять.
– Да, – согласился Алекс, тоже взглянув на черно-белые шашечки пола, потом на лестницу. – Что меня беспокоит, так это как испортит вид установка подъемного механизма для меня.
– А мы сейчас кое-что покажем тебе! – Эмили подмигнула Антону.
– Да! – сияя глазами, подтвердил мальчик.
– Тогда за мной!
И они двинулись гулкими коридорами, заглядывая в комнаты, где пока царил полный хаос, – не один месяц потребуется, чтобы завершить внутреннюю отделку, – очутившись наконец в дальнем вестибюле, откуда был ход в кухню. Установив кресло Алекса напротив новенькой двери, Антон нажал кнопку, и дверь бесшумно скользнула вбок.
Алекс вытянул шею.
– Так это лифт?!
– Правильно, месье детектив, – расплылся Антон. – И моя новая любимая игрушка. Прокатимся?
Они вошли в кабину, Антон снова нажал кнопку, дверь закрылась, и Алекс, подняв глаза на Эмили, одними губами выговорил: «Спасибо!»
– Вот еще, это для меня сделали, мне на старость, когда не смогу подниматься по лестнице, – отмахнулась она. – Ну и если ты вдруг решишь погостить недолго.
Эта фраза стала семейной шуткой. После приезда Алекса прошел год, и хотя никаких планов насчет совместного будущего они не строили, в равной мере оба не мыслили себе жизни врозь. Радостно встречали новый день, благодарно его провожали, отмечая про себя, что все больше нужны друг другу, что душевная привязанность становится прочней и глубже.
Что до Антона, они с Алексом вступили в общество взаимного восхищения с самого первого дня. Толковый, пытливый мальчик нашел в Алексе наставника, тот с удовольствием делился знаниями, и Эмили не могла не отметить, что это общение, не только интеллектульное, но и сердечное, благотворно для обоих. Так образовалась семья, со стороны выглядевшая странной, но они трое нашли друг в друге все, что искали.
Антон о своих корнях по-прежнему ничего не знал, но вскоре отношения между ними придется узаконить. Антона необходимо усыновить, чтобы он мог носить принадлежащую ему по праву фамилию и со временем унаследовать шато. Возможно, после того и они с Алексом поженятся, но торопиться не стоит. Жизнь прекрасна как она есть.
Эмили бросила взгляд на возбужденное лицо Антона. Лифт остановился, они вышли на просторную лестничную площадку.
– Господи, да тут можно шатер разбить и сделать парковку на двести мест! – воскликнул Алекс. Эмили сделала знак Антону повернуть налево.
– Как ты смотришь на то, если мы поселимся здесь? – спросила она Алекса, проходя в родительскую когда-то спальню, а оттуда – в бывшую гардеробную матери, где теперь была устроена ванная со всеми приспособлениями, необходимыми Алексу, чтобы он чувствовал себя полностью независимым. – Кафель еще не положен и плитка. Я подумала, ты захочешь сам выбрать цвет и рисунок.
– Я теряю дар речи, моя дорогая, спасибо тебе, – опять растрогался Алекс.
– И нет, мы не будем пользоваться одной ванной, – рассмеялась она. – Моя гардеробная и ванная комната – вон там, – показала она, в то время как Алекс выкатился на середину спальни. – А как тебе вид из окна?
– Просто ошеломительный, – отозвался Алекс, глядя в высокое окно на сад и виноградники, волнистыми рядами уходящие вдаль, к Гассенскому холму. – Давно я не смотрел ни на что сверху вниз, – его голос от волнения охрип.
– Алекс, пойдем посмотришь мою спальню! – перебил его Антон. – Эмили сказала, я сам могу выбрать цвет, когда будут красить, – при условии, что это не черный…
Эмили, улыбнувшись им вслед, присела на подоконник, подставив лицо струящемуся в окно свету. Два года назад здесь умирала ее мать. Теперь, глядя в то же окно, она испытывала самые противоречивые чувства. Думала об отце, который, лишившись любимых людей, замкнулся в себе и своей библиотеке. Она даже прониклась сочувствием к матери. Из ее любовных писем к отцу стало ясно, что Валери его обожала. Похоже, изо всех сил она старалась добиться любви и внимания от человека, слишком израненного, чтобы делиться собой с другими. Так и вышло, что большую часть своего замужества Валери провела одна, в Париже.
То, что внук Софи вернется в свою семью, и то, что она приняла Антона из чистого сострадания и ощущения родства, родства не по крови, а по душе, в какой-то мере исправляло свершившуюся в прошлом несправедливость. Круг замкнулся, начинался новый рассвет.
Эмили оторвалась от окна, неспешно пошла к своим мальчикам и, выходя из спальни, в дверях, остро вдруг поняла, что несчастная сердитая девочка, которая два года назад кричала и плакала над безжизненным телом матери, наконец повзрослела.