Свет за окном

– Нет, не задумывалась. Мне пока есть чем заняться, к тому же это временная ситуация.

– Да, конечно. Твое здоровье! – Он пригубил вино.

– А ты? Ты будешь жить здесь?

– Надеюсь, что да. Я люблю этот дом, всегда любил.

– Так почему ты столько времени провел с ним в разлуке?

– О, а вот это совсем другая история, – посмотрел на нее Алекс. – Причем та, которую в нынешних обстоятельствах лучше не обсуждать.

– Но объясни мне хотя бы, почему, если между вами, тобой и твоим братом, такая… враждебность, ты тем не менее готов делить с ним дом? И что будет, если Себастьян не сможет его содержать? Дом так остро нуждается в уходе и…

– Эмили, не дави на меня. Давай лучше перейдем на нейтральную территорию. Мы заключили пакт, помнишь?

– Ты прав. Извини. Очевидно, я многого просто не знаю и многое не в силах понять.

– Да, и не мое дело ставить тебя в известность, – с печальной улыбкой закрыл он тему. – Приступим к еде?

Гусиная печень оказалась вкуснейшей и напомнила Эмили родной дом. «Фуа-гра» входила в число любимых блюд ее отца. Потом она сварила кофе, и они вернулись к камину, в гостиную.

– Тебе не одиноко здесь, Алекс?

– Бывает порой, но я всегда был одиночкой, так что не сильно скучаю по компании. И я не выношу дураков, что осложняет выбор компаньонов для ужина. Речь, разумеется, не о присутствующих. А вот признайся, ты ведь и сама одиночка, а, Эм?

– Да, верно. У меня никогда не было много друзей… Это потому, что ни в одном обществе я не чувствовала себя свободно. Одноклассницы по парижской частной школе казались мне глупыми и избалованными. Однако в университете, из-за моей фамилии, многим людям было неуютно со мной.

– Не помню, кто сказал, что прежде чем кого-то полюбить, надо научиться любить себя. Пожалуй, мы оба сталкивались с этой проблемой. Я-то уж точно.

– Что ж, как ты сам указал с такой беспощадной точностью, в детстве я жила с ощущением, что крупно разочаровала свою мать. В таких обстоятельствах любить себя трудно.

– А у меня родителей не было, так что на них я это свалить не могу, – пожал плечами Алекс.

– Да, Себастьян мне рассказывал. Но, конечно же, то, что их не было, не могло не сказаться? Ты что-нибудь знаешь о том, где сейчас твоя мать?

– Нет.

– Ты вообще ее помнишь?

– Бывает, накатит что-то такое, к примеру, почувствую запах… Косячок, к примеру, всегда напоминал мать. Может, моя склонность к наркотикам досталась мне по наследству. – Алекс ухмыльнулся. – Генетически обоснована.

– Не понимаю, как это можно – желать утратить над собой власть, и никогда не пойму. Я это ненавижу.

– Все наркоманы, Эмили, в сущности, бегут от себя. И от реальности. Годится все, что смягчает тягости бытия. Как ни печально, самые интересные люди из тех, кого мне довелось знать, были наркозависимы. Чем ты толковей, тем больше думаешь; чем больше думаешь, тем острей понимаешь, как бессмысленна жизнь, и тем больше хочешь бежать от этой бессмыслицы. Но должен тебя обрадовать: я соскочил. Я прекратил винить в своих проблемах других людей. Это дорога в никуда. Я перестал строить из себя жертву и принял ответственность на себя. И в тот момент, когда это случилось, несколько лет назад, многое встало на свои места.

– И все-таки ужасно грустно, что вы с Себастьяном росли без отца и матери. Хотя, – Эмили помолчала, – когда я была маленькой, я придумывала себе, что родители меня удочерили. Тогда можно было помечтать о том, как любит меня моя родная, настоящая мать. Я ужасно страдала от одиночества – хотя росла в красивом доме и у меня было все, о чем можно только мечтать.

– Люди вечно хотят того, чего у них нет, – философски заметил Алекс. – Вот когда проснешься утром, поймешь, что желание недостижимого глупо, и здраво посмотришь на то, что у тебя есть, вот тогда ты вступишь на тропу, которая ведет к спокойствию духа. Жизнь – это лотерея, игральные кости брошены, остается довольствоваться тем, что имеешь.

– Ты что, проходил терапию?

– Разумеется, – усмехнулся Алекс. – Кто же ее не проходил?

– Я, – улыбнулась она.

– Повезло! И представь, я потом осознал, что пристрастился и к терапии тоже, так что я это бросил. Многие методы не работают. Тебе объясняют, как получилось, что ты поскользнулся, и, как правило, следует вывод, что виноват в этом кто-то другой. Что, разумеется, служит тебе оправданием и мотивирует вести себя как свинья. Один врач так и сказал мне открытым текстом – у тебя есть все основания и все права злиться. Вот я и злился целый год. Было классно – пока я не понял, что обидел и обратил против себя всех, кем дорожил.

– А вот я никогда не злюсь, – задумчиво произнесла Эмили.

– Не согласен, ты вышла из себя, когда дала мне пощечину, – с ухмылкой возразил Алекс.

Эмили вспыхнула.

– Да, ты прав!

– Извини, это было нечестно, – но я имел в виду, что иногда приступ злости идет на пользу. Однако постоянным твоим состоянием это быть не должно – как у меня было целый год. Мы – люди, понимаешь, Эм? Замороченное, бестолковое племя.

– Но ты в себе разобрался, – с улыбкой заметила Эмили.