Свет за окном

– Да, конечно. Увидимся перед моим отъездом. Я оставлю вам деньги. И еще раз – спасибо за все.

Марго вышла. Эмили осталась в просторной, отзывающейся эхом кухне одна. Постояла немного и пошла в библиотеку – посмотреть, чем она может помочь.

С приходом сумерек все книги были в фургоне и готовы к отправке.

– Мадам де ла Мартиньерес, прошу вас подписать эти бланки. Тут указано, что вы проверили содержимое контейнеров и подтверждаете, что в них находится двадцать четыре тысячи триста семь книг. Ваш муж, когда я с ним разговаривал на прошлой неделе, назвал страховую сумму в двадцать один миллион франков.

– В самом деле? – удивилась Эмили. – А это не слишком?

– Коллекция весьма впечатляющая, мадам. И на вашем месте, когда книги вернутся, я бы пригласил опытного букиниста, чтобы он оценил их как полагается. В наши дни старая книга может потянуть на целое состояние.

– Да, разумеется. – Себастьян предлагал то же самое, но она всегда смотрела на книги как на ценность духовную, а не финансовую. – Спасибо вам за помощь и за совет.

Огни фургона исчезли в ночи. Проводив их глазами, Эмили вернулась в кухню поужинать супом из бычьих хвостов, который приготовила Марго. У стены стояли два черных мешка для мусора, в которые несколько недель назад, перед тем как вывезли мебель, она сложила то, что нашла в ящиках отцовского письменного стола. Теперь она достала оттуда, сколько захватила рука, пачку бумаг. Там оказались письма и личного, и делового характера, вперемежку, написанные в шестидесятых годах, и фотографии родителей, сделанные как в Париже, так и здесь, в саду, в основном во время светских мероприятий. И еще там было множество снимков, на которых была запечатлена она – младенцем, девочкой и подростком.

Умиротворенная, потеряв представление о времени, Эмили перебирала бумаги и фотографии, свидетельства жизни отца. Удивительным образом теперь он стал ей ближе, и, читая нежные письма, которые писала отцу мать, она уронила слезу. Из писем следовало, что Валери любила мужа, и уже за одно это Эмили испытывала к ней благодарность. Утирая глаза и нос, тронутая и счастливая, она подумала, что, узнав прошлое, можно излечить свою боль.

В самом деле, наверное, то, что она закрылась от своей семьи и ее богатой истории, мешает ей быть счастливой в настоящем и будущем. Разумеется, кое-чему прощения нет… но если она поймет, почему это произошло, то, возможно, сумеет освободиться от тяжелых воспоминаний.

Взглянув на часы, она увидела, что уже заполночь. Проверила свой автоответчик, не звонил ли Себастьян, – прилетев во Францию, она сразу оставила ему сообщение. Механический голос известил ее, что сообщений не поступало.

Вздохнув, Эмили вышла из теплой кухни и побрела в холодную спальню, радуясь, что не забыла захватить из Блэкмур-Холла испытанного товарища, грелку.

Уже в постели, в который раз она расстроилась, вспомнив про холодность и неразговорчивость Себастьяна, но решила, что отчаиваться не будет. В конце концов, она была одинока всю жизнь. Ей не привыкать.

Глава 20

Утро выдалось суетное – приехали архитектор и подрядчик. Пройдясь по всему дому, они подробно, в деталях обсудили план работ, и Эмили только губу закусила, увидев, во что выльется их стоимость, – однако же архитектор уверил ее, что ни сантима понапрасну они не истратят, она сама в том убедится, когда рыночная цена поместья после реставрации сразу подскочит.

– В ближайшие месяцы мы будем поддерживать с вами самую тесную связь, – сказал Адриан, подрядчик. – Только не удивляйтесь, что шато примет довольно плачевный вид, когда вы в следующий раз его увидите, – и немало пройдет времени, прежде чем ваш чудесный дом возродится в его былой красоте.

Наконец, когда они уехали, Эмили заперла парадную дверь и медленно обошла все комнаты. Ходила и, смущаясь своей сентиментальности, честное слово давала каждой, что происходящее ей во благо, что она станет лучше.

С Жаном была договоренность, что она у них с отцом поужинает и переночует. Вернувшись в буфет, где стоял ее чемодан, а рядом – два черных мешка с отцовскими бумагами, она вытащила оттуда кипу, которую еще не просматривала. Увидев пожелтелый конверт, открыла его. Внутри лежал снимок. Молодой Эдуард, лет, наверное, двадцати, на пляже, покровительственно обнимал за плечи очень красивую светловолосую девочку. Эмили узнала ее по портрету в парижском кабинете отца. Это была его сестричка, Софи. В конверте обнаружился и сложенный вдвое листок, вырванный из блокнота. Эмили развернула его. Знакомым, детским, неуверенным почерком там было написано: «Mon frиre…»

«Мой брат», прошептала Эмили и стала разбирать трудный почерк. Это была хвалебная песнь Эдуарду, подписанная, как и другие ее стихи, «Софи де ла Мартиньерес, 14 лет».

Пальцы онемели от холода. Эмили спохватилась, что сидит в нетопленой комнате, тогда как в кухне тепло, и вернулась на свой стул у плиты.