Свет за окном

Они разбудили Софи, усадили на один из тюков сена, которые Пьер погрузил в телегу, сели сами. Возница, краснолицый, немногословный, щелкнул кнутом.

– Что за народ, – тихо ворчала Сара, – с этой войной чем дольше, тем они жаднее! Я ведь втолковала ему, что у нас беда, что дама под моей опекой незрячая, нет, все равно заломил цену. Ну да ладно… Зато мне сказали, ему можно верить.

Конни же размышляла о том, какой приятной была бы эта поездка летом, как весело везла бы свою поклажу лошадка по зеленым полям Бургундии. Пройдет несколько месяцев, застывшие поля оттают, покроются кружевной лозой… А сейчас они четыре часа тряслись и мерзли, пока возница не остановился на въезде в Макон, сказав:

– Придется вам выйти тут, мне дальше нельзя.

– Спасибо, месье, – устало отозвалась Сара. Они слезли с телеги и поплелись по направлению к центру.

– Я устала… – стонала Софи, которую они снова вели под руки, еще неся чемоданы. – Мне дурно…

– Чуть-чуть потерпите, милая, а там сядем на поезд, который доставит нас в Марсель, – утешала ее Сара.

На железнодорожной станции Сара приобрела билеты, а потом они пошли в кафе, располагавшееся прямо у входа в вокзал. Конни с удовольствием жевала булку, пусть даже черствую, запивая ее теплым кофе. Софи пригубила чашку, поперхнулась и сразу ее отставила. На платформе, усадив Софи на скамью, Сара отвела Конни так, чтобы можно было переговорить с глазу на глаз.

– Она чем-то больна, да, Сара? – встревоженно спросила Конни. – И уже несколько недель, верно? Так что вряд ли это из-за наших дорожных передряг…

– Да, мадам. Совсем не в этом беда, – мрачно кивнула Сара. – Все гораздо серьезней. Посмотрите на нее: бледная, часто тошнит… Видели, как она отпихнула чашку, потому что ей запах не нравится? Разве вы не догадываетесь, в чем дело, мадам?

И Конни в ошеломлении поняла, о чем говорит Сара.

– Вы полагаете, что…

– Да не полагаю я. Я уверена. Вы же знаете, я во всем помогаю мадемуазель. У нее не пришли месячные.

– Беременна? – в ужасе прошептала Конни.

– Да, вот только ума не приложу, когда они это успели, – вздохнула Сара. – Когда сумели остаться вдвоем так надолго, чтобы… Но в том, что так и есть, сомнений нет. По всем приметам, она ждет ребенка.

С упавшим сердцем Конни поняла, что точно знает, когда такая возможность возникла, и что было это, когда Софи осталась на ее, Конни, попечении. Но кто бы вообразил, что Софи, с ее воспитанием, сможет такое сотворить? Такая невинная… почти дитя… Нет, поправилась Конни, какое она дитя! Софи – женщина, испытывающая те же желания, что и любая другая, и, кстати, ровесница самой Конни. Просто все в доме, включая ее саму, относились к ней как ребенку. И в довершение ко всему – у Конни прямо желудок перевернулся при мысли о грозящих последствиях – отец ребенка – немецкий офицер, эсэсовец!

– Сара, – вымолвила она, – а я ведь думала, что хуже уже ничего быть не может…

– Да. Мало того, что беременна вне брака, так еще, упаси Господь, просочится, кто отец ребенка…

– Не просочится, – утешила ее Конни. – Никто, кроме нас, не знает, а мы никому не скажем…

На станцию прибыл поезд, и они пошли назад к той скамье, где сидела Софи.

– Ох, мадам, вы еще поймете, что всегда кто-нибудь знает, – подавила вздох Сара, – и в непременности разболтает. Но сначала надо нам довезти ее до шато, а уж там подумаем, как быть дальше.

Взять билеты в первый класс они не решились, не так они выглядели, поэтому ехали в третьем. В битком набитом вагоне было грязно, пахло немытым телом. Конни, утешая себя, что с каждой минутой они ближе к безопасности, к дому, на остановках замирала от страха. Немцы, опасавшиеся высадки союзников на юге страны, стягивали силы к Марселю, и на платформах было полно солдат. Сара и Софи, по счастью, дремали, хотя сидеть было жестко, а вагон не отапливался. А перед Конни, стоило ей закрыть глаза, вставали видения той страшной, мерзкой, четырехдневной давности ночи.

Перед самым Марселем по рядам прошел контролер, предупреждая, что в поезде немецкий патруль проверяет у всех документы. Конни, с забившимся сердцем, разбудила спутниц. Все, кто был в вагоне, насторожились, предчувствуя недоброе, в воздухе повис страх. Любопытно, мрачно подумала Конни, много ли еще народу едет, как они, с поддельными документами?

Вошел немецкий офицер, гаркнул: «Аусвайс!». Под прицелом сотен глаз пошел по рядам, никого не пропуская. Сара, Софи и Конни сидели в последнем ряду. Агония ожидания казалась им бесконечной.

– Фройляйн, ваши бумаги! – рявкнул офицер на Сару, сидевшую у прохода.

– Прошу вас, месье, – дружелюбно улыбнулась она. Взглянув на них, он перевел взгляд на нее.

– Где вам их выдали, фройляйн?

– В мэрии города, где я живу, Дижона.

Он еще раз прищурился на бумагу и покачал головой.

– Они поддельные, фройляйн. На них неправильная печать. Встаньте!

Сара поднялась с места, трясясь как осиновый лист. Немец, выхватив пистолет из кобуры, ткнул ее дулом в живот.

– Месье, я ни в чем не виновата, я никому не сделала зла, прошу вас… я…